Отправлено: 26.09.10 09:04. Заголовок: Одиночка. Битва за прошлое.

Эта история - продолжение уже выложенной здесь "Одиночки". С еще более глубоким историческим уклоном. Прошу ценить...

 Отправлено: 26.09.10 10:40. Заголовок: Одиночка. Битва за п..

Одиночка.
Битва за прошлое.



Идите же! – мой голос нем.
И тщетны все слова.
Я знаю, что ни перед кем
Не буду я права.
Я знаю: в этой битве пасть
Не мне, прелестный трус!
Но, милый юноша, за власть
Я в мире не борюсь.
И не оспаривает вас
Высокородный стих.
Вы можете – из-за других
Моих не видеть глаз.
Не слепнуть на моем огне,
Моих не чуя сил…
(какого демона во мне
Ты в вечность упустил!)
Но, помните, что будет суд,
Разящий, как стрела,
Когда над головой блеснут
Два пламенных крыла!

М. Цветаева.

 Отправлено: 26.09.10 10:50. Заголовок: Когда прошлое хочет,..

Когда прошлое хочет, чтобы к нему прислушались…
Когда история зовет человека, чтобы он вновь осознал, что на свете есть любовь и боль, прошлое и будущее…
Чтобы соединить их в настоящем.
Эти человеком становится Одиночка – берегиня, дочь самой истории, порождение самой судьбы.
Она приходит, чтобы напомнить человечеству о том, откуда появился этот мир, и сколько на самом деле стоит то,
чем мы дорожим.
И единственное, чем по-настоящему дорожит сама одиночка – ее история.
История, которую она призвана изменить…

 Отправлено: 27.09.10 15:17. Заголовок: Пролог. Она стояла н..

Пролог.
Она стояла напротив забора, которым был обнесен дом. В этом доме сейчас спала она, ее сестры, брат, родители… Меньше, чем через неделю их здесь уже не будет. На долгие годы они канут в неизвестность, несколько лет память о них будет оскверняться почти еженедельно. В этом виноват он.
Настя обернулась. Сделала шаг. Нога увязла в слое липкой грязи. Сегодня днем шел дождь, на который они смотрели через закрытые окна. У мамы опять разыгралась мигрень, а Таня говорит, что долго они так не протянут. Но им и не суждено. Два года назад она узнала, какая судьба ожидает ее и ее родных. Два года ей пришлось жить с этим знанием. Почему именно ей?
Кажется, Аликс говорила, почему. Да это и так понятно.
Аликс… Странно, ей раньше она ничего не знала о возможности одиночки путешествовать во времени. Сколько раз она потом пробовала повторить то, что сделала Аликс – у нее не получалось. Может, с каждым новым воплощением одиночка становится все сильнее?
Над горизонтом начинался разливаться розовый свет. Настя вздохнула. Пора. Пора навстречу новому дню, который будет таким же скучным и утомительным, как все остальные. Сейчас по ночам она уже никого не спасает. Еще бы – лучше бы их кто-нибудь спас. Они идут. Но они не успеют.

 Отправлено: 27.09.10 15:18. Заголовок: В поезде. Когда вес..

В поезде.

Когда весь день свои костры
Июль палит над рожью спелой,
Не свежий лес с своей капеллой,
Нас тешат: демонской игры
За тучей разом потемнелой
Раскатно - гулкие шары;
И то оранжевый, то белый
Лишь миг живущие миры;
И цвета старого червонца
Пары сгоняющее солнце
С небес омыто-голубых.
И для ожившего дыханья
Возможность пить благоуханья
Из чаши ливней золотых.

И. Анненский. Июль. Сонет

Саша приоткрыла верхнюю раму окна. В лицо ей дунул ветер, пронизанный ночными запахами. Было темно, слышался только ритмичным перестук колес. Деревья смутными очертаниями пробегали мимо. Саша поняла, что ночью шел дождь. В мчащемся ей навстречу воздухе ощущалась предрассветная прохлада.
Вагон еще спал. Все, кто вечером, располагаясь, пытались строить хоть какое-то приличие, теперь беззастенчиво ворочались на соседних полках. Плацкарт – не место для личных тайн.
Саша попыталась послушать радио, но здесь, в первозданной российской глуши, не ловила ни одна волна. Телефон был с раздражением затолкан под подушку. И, уж как водится, в предрассветное время, Саша принялась за раздумья.
Две недели тому назад, когда она они с папой занялись поисками турагенства, она даже не предполагала, что теперь будет лежать на полке в купе настоящего поезда, везущего ее в Петербург. Мама радовалась как маленькая, а вот Саше было не до веселья. Она слишком хорошо понимала, что может означать этот визит. Папа в течение последних дней совсем ее донял.
- Да, Сашок… Представляешь, будешь ты где-нибудь гулять, и ступишь случайно на то самое место, где когда-то твои цари гуляли… или во дворце каком – нибудь к перилам прикоснешься…
Саше, отнюдь, такие побуждения оптимизма не добавляли. Она и так слишком хорошо понимала, что будет там…
Трудноописуемые ощущения. И плохо, и страшно, и интересно, и хочется…
Вчера, когда они садились в поезд, вышел забавный эпизод. Саша, пришедшая далеко не в восторг от купе – плацкарта, стала из любопытства читать билеты. Ее зацепило одно выражение – «полный Г». Не важно было, что она означает на самом деле.
- Н-да… И так ясно, что мы в полном Г, - таков был комментарий Саши.
Отправляясь с утра в магазин, Саша имела цель – купить маме брюки для поездки, фотопленку и что-нибудь почитать в дорогу, не подозревая, куда ее это желание заведет. На глаза попалась очередная книжка про Мефодия Буслаева. Прочитав краткое содержание, Саша едва не лишилась чувств – главные герои по какой-то надобности отправлялись и Москвы, где до этого и происходила вся заварушка в… Питер! Совпадением это сложно было назвать.
Фотопленки Саша так и не нашла, но купила дневник для девчонок, с куклой Барби на обложке, успокаивая себя тем, что будет стенографировать все, что происходит, и это им заменит фотопленку. Первое время отмазка сработала.
И вот, теперь, на верхней полке она пыталась писать. Тонкой ручкой, на свежей бумаге, в трясущемся вагоне… На фонтан, но приходилось мириться.
«Зелень, зелень. Все за окном зеленое. Даже рельсы. Может, так только в темноте кажется?
Проснулась, наверное, раньше всех в вагоне. Попался поезд навстречу. Ух, и длинный, гад, весь пейзаж закрыл! Очень странно видеть туман за окном. Ну, в смысле, он же отодвигается, когда рядом что-то теплое (человек), как иллюзия какая-то, а тут он висит прямо перед носом. Тут ведь поезд снаружи, сплошное железо, оно холодное. А может, и не поэтому отодвигается. По крайней мере, так я его еще никогда не видела.
Странно, что мне вообще нравится туман. В принципе, это же царство врага Стины – а теперь и меня – королевы тумана Каймали. Но… Нет, все-таки он мне нравится.
В лесу тумана нет. Ну, там же стволы, тоже живые. Хотя, вот, по телевизору же показывают туман в лесу, во всяких ужастиках. Может, для того, чтобы страшнее было? Во всяком случае, здесь тумана нет. А на кронах он лежать может? Навряд, там же ветер, он его разносит».
Все-таки, как мало Саша знала о природе тумана!
Больше писать было не о чем, да и неудобно. Саша откинулась на подушку. Она начинала скучать. Вагонный быт занимал ее, но цивилизации не хватало. Она, увлекающаяся записью песен с телевизора на видео, сейчас очень хотела услышать некоторые из них. Например, недавно появившаяся песня Веры Брежневой – бывшей солистки группы Виа Гра – «Я не играю». Некоторые, может, и считали ее бессмысленной, но только не Саша. Если разбирать все по строчкам, можно было найти немалый смысл. Смысл, так вечно подходящий для Саши.
Мама начинала просыпаться. Н-да, и вот так – целый день. Саша взяла в руки книжку и начала читать. Как она теперь была благодарна Дмитрию Емцу за то, что существуют такие хорошие книги! Что бы она без них делала?
Тихий, жаркий день в вагоне продолжался до тех пор, пока они к вечеру не подъехали к Москве.
Именно здесь Саше пришлось вспомнить Емца еще раз, причем, по самым интересным причинам.
Еще на подходе, когда стало ясно, какая следующая остановка, наметилось вполне определенное движение – в сторону кошельков и косметичек. Все-таки люди целых сорок минут на столичном вокзале будут! У Саши к Москве свое отношение, выработанное чисто на сериально- книжном инстинкте – «для провинциалок в столице жизнь сложная». Себя Саша такой уж наивной не считала, да такой и не была.
- Ты выходить будешь? – спросила у Саша мама, - Не будешь же ты опять, как тогда, сидеть в вагоне? Все-таки Москва! – в мамином голосе послышались неприкрытые величественно-наивные нотки. Саше стало противно. – Только не забывай – мы ведь провинциалки…
В Саше что-то взорвалось. Одно звучание этого слова приводило ее в бешенство.
- Нет. Я лучше тут посижу. Я в вашей Москве ничего не забыла.
Лариса поджала губы.
Как только все покинули вагон, Саша открыла дневник. Пробежавшись глазами по предыдущим записям (…видела в окно, как охотники сидят на привал Наконец-то мы остановились! А фиг знает где… О, кто-то просветил, что это Владимир!.. Мама и так говорит, что я слишком много читаю для своего возраста. Это уже не просто Двуликий Янус, а какой-то Змей Горыныч, с тремя головами. Может, я действительно бегу впереди паровоза? Хотя, какой об этом мажет быть разговор в девятнадцатом - то вагоне?..) Саша решила сделать еще одну.
« 10-й час. Мы в Москве. Видела из окна здание вокзала. Хватило впечатлений и из окна. Выходить не хочу. И дома… Короче, столица. А мне как-то кисло, когда вспоминаешь, что тут иногда творится. У мамы как всегда, восторги. А мне как-то плевать на дома и статус – главное – энергетика! Она тут, конечно, сильная – но я предпочитаю Петербург! Даже сейчас, заочно. Вот она – вечная школа русской фантастики»!
Вернувшись, Лариса вручила Саше бутылку газировки и пломбир. В ответ на реплики, типа «Зря не пошла, хоть на Москву бы посмотрела» Саша молча залезла на свою полку и уставилась в окно. Мимо проносились огни и небоскребы. Своей истинной интуицией ведьмы Саша ощутила это дыхание большого города – насыщенное запахом денег, знаний и человеческими страстями, и… обрадовалась, что не вышла. Она бы растворилась в этом. И почти сразу Саша стала догадываться, где окажется этой ночью и с кем будет говорить.

 Отправлено: 27.09.10 15:21. Заголовок: *** Ночь. Уж как вод..

***
Ночь. Уж как водится, поздняя. Стина стоит на крыше одного из небоскребов и смотрит вниз. Там еще кипит жизнь – снуют автомобили, переливаются огни. Одно слово – Москва. Кипение жизни не дает Стине спуститься на улицу – приходится довольствоваться крышей. Она подходит к ее краю и садится.
- Да… Столица. Бедной берегине здесь явно не место. Они и без нас замечательно обходятся…
- Ошибаешься.
Стина вздрогнула. Повернулась. Напротив ее, на крыше стояла женщина, одетая в ярко-алое короткое платье, такого же цвета сапоги и перчатки, которые полностью скрывали то, что не закрывало платье. Волосы женщины – огненно – золотого цвета - были распущены. Единственным открытым участком ее тела оставалось лицо. Она спокойно смотрела на Стину.
- Ты… Вы… Тоже?
- Я – Лоиза, берегиня Москвы. Я охраняю этот город так же, как и ты свой. Если я не ошибаюсь – Стина?
- Да. Э-э-э… Приятно познакомиться.
Они сблизились. Лоиза выглядела лет на двадцать, Стина рядом с ней не чувствовала себя такой уж дурочкой. Провинциалкой.
- Как ты попала в наши края?
- Ну, мы с мамой, вообще-то, в Петербург едем. Я тут так, мимоходом. Погулять решила. Просто непривычно – на улицы нельзя спуститься, сразу засекут. Как ты здесь вообще живешь?
- Ну, кручусь. Обычно в центр я не летаю, предпочитаю окраины. Кстати, ты разве не знала, что у многих городов могут быть свои берегини?
Это Стина знала. Но пока карты открывать не захотела.
- Просто… Когда я узнала про Стину… Ну, нонендальское предание…
- Поверь, эта история далеко не единична. Было время, одиночки плодились наравне с богами, нимфами, драконами. Это сейчас нас на всю Россию осталось штук шесть. В средневековье девушки направо и налево терялись в тумане, топились, выживали, становились ведьмами… и все-таки встреча двух одиночек – весьма необычайное событие.
- А как ты стала ведьмой?
- Ну, так же, как и многие из нас. Столичная жизнь, знаешь – однажды меня пытались убить. Подробности рассказывать не буду – короче, потом у меня появились эти способности… - Лоиза кокетливо провела пальчиком по подбородку, но, видя, что Стине это не нравится, сцепила руки перед грудью.
- Понятно. А я пыталась покончить с собой, но передумала. Вообще странная история – обнаруживаю соседок… Не валькирии ведь.
- А, тоже Емца читаешь! – в глазах Лоизы промелькнул веселый огонек.
- Да.
Они помолчали. Стина торопливо вспоминала все, что рассказала ей о других берегинях Исира месяц тому назад. Трое из одиночек крови погибли в девятнадцатом веке. Остальные трое – в начале двадцатого.
Сейчас она захотела увидеть тех, кто занял их место по праву избрания. Стина решила пока молчать о том, что она знает о судьбах последних одиночек крови. Может, они тоже это знают. Возможно, даже знают, что нужно делать со всем этим, как вернуть Равнину в ее первоначальное состояние Сада…
Пришла пора действовать.
- Если так называемых городских берегинь в России несколько, мы можем с ними поговорить? Ты сможешь с ними как-нибудь сообщаться?
- Ну, мы сообщались пару раз. Не знаю. Может, просто достаточно о них подумать.
Стина и Лоиза встали спиной друг ко другу. Их руки сплелись. Каждая из них начала думать о других одиночках. Во все стороны страны полетели почти осязаемые телепатоволны. В небе раздались далекие раскаты. Сила, исходившая от крыши одного московского небоскреба, увеличивалась. Ночные прохожие в беспокойстве оглядывались – смертные, в которых еще сохранились осколки былого могущества, ощущали что-то весьма смутное, тревожащее, необъяснимое.
На крыше, где стояли ведьмы, начали проявляться световые пятна, преобразовавшиеся в яркие вспышки. Из них возникали силуэты девушек – все они были ненамного старше Стины. Она сразу почувствовала разницу между ними и валькириями из книг о Буслаеве – от берегинь веяло чисто житейной доброжелательностью, человеческим сочувствием. Стина заметила, что ее черный комбинезон превратился в белый, точно такой же, как в ту ночь, когда она сражалась с Элеонорой. Маска исчезла еще раньше, как только она заговорила с Лоизой. Одежда девушек тоже превратилась в белую, хотя, когда они появлялись на крыше, одеяния на них были тоже других цветов.
Шесть одиночек встали кругом. Все они переглядывались. Лоиза выступила вперед.
- Привет всем. Сегодня в Москве появилась еще одна одиночка – Стина. Она здесь проездом. Мы посчитали нужным вызвать всех вас, чтобы теперь все знали друг друга в лицо. Даже я еще не со всеми знакома. Произошли изменения.
- Да. Я новенькая, - послышался голос. Девушка в белом длинном платье с двумя разрезами по бокам едва не от бедер выступила вперед. – Меня зовут Наэли. Мой город – Екатеринбург. Моя предшественница была знакома с предпоследним воплощением Стины – одиночки. Она приехала и была убита в наших краях.
- Говорят, что Стина не была убита в Екатеринбурге. Она переселила свою сущность в другую женщину и прожила еще несколько лет, - подала голос другая одиночка.
- Кто говорит? А ты откуда?.. – внезапно заинтересовалась Стина.
- Меня зовут Розел. Я из Владивостока.
- Понятно. Может, представятся остальные? – Стина посмотрела на двух девушек, стоявших несколько в стороне. Они одновременно повернулись.
- Омана. Красноярск.
- Велица. Черкесск.
- Замечательно. Может, мы скажем наши имена в жизни? Вдруг нам доведется встретиться, - заметила Лоиза. – Днем меня зовут Людой.
- А меня – Натальей, - сказала Наэли.
- Раиса.
- Ольга.
- Вероника.
- Саша, - последней представилась одиночка. – Значит, познакомились. А фамилии у вас начинаются на ту же букву, что и имена? Это ведь тоже признак берегини.
- Лопухина.
- Нелидова.
- Оболенская.
- Розумовская.
- Воронцова.
- Ситникова… ну ни фига себе! Да мы с вами просто кружок благородной крови! Хотя, не знаю, что там насчет крови, но с фамилиями нам уж точно повезло!
- Угу. Я тоже думаю, что нам именно повезло. Среди нас нет ни одной одиночки крови. Так, приплелись немного… - будто прочитав ее мысли, заметила Наэли.
- Да ладно тебе… - Лоиза с тревогой посмотрела на восток. – рассвет уже близко. Тебе, Стина, если я не ошибаюсь, рано придется просыпаться? Давайте расходиться. На всякий случай запомните – в любое время и в любой момент одной из нас будет нужна помощь других. И тогда мы должны помнить, что кроме нас в этом мире есть еще что-то, что мы должны хранить и о чем должны помнить! Поэтому не забывайте, девочки, что вы – берегини!
- Екатеринбург!
- Владивосток!
- Красноярск!
- Черкесск!
- Москва!
На крыше раздалось несколько хлопков. Стина осталась одна. Она улыбалась. Теперь их шестеро, она не такая уж одиночка. Вспомнилось, с какой приветливостью на нее смотрели Розел и Наэли. Что ж, так оно и должно было быть. Не валькирии ведь.
Выкрикнув название своего города, Стина тоже исчезла.

 Отправлено: 27.09.10 15:22. Заголовок: Лабиринт. Мне тоже ..

Лабиринт.

Мне тоже и дома знакомы.
……………………………
Из них у меня есть любимцы, есть
короткие приятели; один
из них намерен лечиться это лето
у архитектора. Нарочно буду
заходить каждый день, чтобы
не залечили как-нибудь, сохрани его Господи!..

Ф.М. Достоевский. «Белые ночи».

В Петербург группа прибыла на рассвете. Примерно в шесть часов Саша с мамой и всей остальной группой стояли на вокзале, в ожидании гида. Одновременно у Саши появилась возможность получше рассмотреть всю тургруппу.
Наконец подошел гид. Это оказалась немолодая женщина в костюме цвета хаки. Их провели к автобусу, стоявшему неподалеку, загрузили в него, вместе с багажом, и тронулись. Началась обзорная экскурсия. Начались непонятки.
С самого начала Саше показалось странным то, что многое из того, что рассказывала Ольга Петровна, ей знакомо. Ну, истории из жизни царской семьи – еще туда – суда, это был ее конек. Но откуда она могла знать, что за углом сейчас покажется парк, в котором Пушкин стрелялся с Дантесом, через несколько поворотов – Михайловский замок? Откуда?
Автобус остановился у стрелки Васильевского острова, напротив Дворцовой набережной. Туристам предложили ненадолго выйти, прогуляться. Саша и в своем-то городе не всегда могла свободно куда-то идти, но сейчас произошло странное.
Она первой выбралась из автобуса в силу того, что сидела напротив двери. Пока другие туристы оглядывались, раскидывали мозгами, ноги сами понесли ее к краю набережной.
Было очень спокойно. Она как будто уже не раз была здесь, ее рука уже не раз проходила по этим каменным перилам, а глаза узнавали что-то до боли знакомое в лепнине на стенах Зимнего дворца. Мысли проносились в голове, сами не осознавая, что проносятся.
«Милый, дорогой мой, вот я и вернулась. Вернулась… Ну и что, что я тут в первый раз?... В этом воплощении – да, в первый. Здравствуй, Нева! Привет всем! Как же я по вас скучала!»
- Привет всем… - неосознанно повторила Саша вслух.
Она подошла к воде. Глубоко? Нет. Всего полметра. Саша присела у самой кромки. Сзади раздавались какие-то голоса, но она их не слышала. Только теперь до нее дошло, насколько уверенно она пришла сюда. Так и должно было быть. Ее здесь ждали – ждали давно.
Что-то быстро промелькнуло в воде. Приглядевшись, Саша заметила спину пескаря, резвившегося у самого дна. К ней подошла женщина с ребенком из их группы:
- Вы так уверенно здесь держитесь. Наверно, не в первый раз?
- Да нет, в первый. Просто…
- Вадик! Не подходи близко к воде! Вдруг упадешь? – женщина озабоченно повернулась в сторону своего чада, ловя его за руку.
- Да не беспокойтесь вы. Тут глубина полметра. Максимум – промокнет, но уж точно не утонет, - спокойно заметила Саша.
Через несколько минут все сидели в автобусе. Следующая экскурсия должна была быть во дворец Белосельских – Белозерских.
В упомянутом дворце все прошло спокойно. Саше было не слишком интересно слушать рассуждения экскурсовода – слишком многое ей казалось знакомым. Вокруг нее в зале, казалось, по-прежнему звучали вальсы и кружились пары. Ноги Саши задевали края их юбок. Звучала музыка, и куда-то подевалась ее тургруппа. Саше казалось, что она сходит с ума. Она существовала одновременно здесь и не здесь. Память предыдущих воплощений накатила на нее и грозилась утопить. Сознание мутилось, но она старалась сохранять контроль над собой. Странности продолжились, когда они вышли обратно на парадную лестницу.
- Украшением перил служат вензеля, вырезанные в виде инициалов великого князя Константина – КР. Видите, как они сложно и искусно между собой сочетаются?..
Больше Саша ничего не слышала. Она первой шагнула к лестнице, металлические завихрения под деревянными перилами которой действительно имели вид инициалов КР. Она присела напротив резьбы. Ее пальцы сами собой заскользили по резным буквам, отряхивая легкий пылевой налет.
- Константин… Романов… Костя…
Ее ладонь натолкнулась на что-то острое – на одной из букв обнаружилась зазубрина. Это привело ее в чувство – она обернулась. Вся их тургруппа смотрела на нее. На лестнице стояла гробовая тишина. В глазах экскурсовода читалось (не)понимание. Саша молча поднялась с колен и отошла в сторону. По-прежнему было тихо.
На выходе из дворца внимание Саши привлекла женщина, постоянно поджимающая губы при упоминании балов, денег, великих князей. Она шла рядом с Ларисой, и, когда они оказались в фойе, снимая с ног бахилы, до Саши долетела ее фраза:
- Вот ведь, все-таки правильной была эта революция. Эти князья на золоте пили – жрали, а простой народ… работал…
Саша резко повернулась. Ее глаза сузились, руки сами собой сжались в кулаки.
- Значит, говоришь, правильной была? – прошипела она вполголоса. – Посмотрим. У нас с тобой впереди еще четыре дня и будет повод поговорить. Я тебя запомнила, революционерка…

 Отправлено: 27.09.10 15:23. Заголовок: До гостиниц, по кото..

До гостиниц, по которым распределили группу, каждой семье пришлось добираться самостоятельно. Едва они оказались на улице, Саша повернула в ту сторону, где, как ей казалось, должен находиться вход в метро. Нужно было добраться до Невского.
- Кажется, нам туда, - Саша потащила маму в том направлении.
- Откуда ты знаешь? Я в Лен… Петербурге была три раза – а ты – первый, - заупиравшись, поправилась Лариса, наткнувшись на выражение лица Саши. Та не терпела, когда Петербург в ее присутствии называли Ленинградом. И плевать на старую привычку – это название было пережитком советских времен.
- Ну… Помню, куда мы на автобусе подъезжали. Пошли.
- Ну, смотри, если мы заблудимся…
Они шли. Вокруг кипела жизнь. Саша вдыхала воздух – воздух северной столицы. Ей хотелось петь, закричать на всю улицу – Это я! Я здесь! Только почему ей этого так хотелось?
Вокруг нее простирался лабиринт старых и новых зданий.
- Ну, и куда ты меня ведешь? Почему мы… Надо же!
За следующим поворотом показался купол Казанского собора. Вскоре они были на Невском.
Саша победно взглянула на маму.
Следующее испытание для Саши было уже из реальной жизни – это метро. С эскалаторами она дружила довольно отдаленно – с того момента, как ее нога ступила на ползущую вниз лестницу, и до того, как она с нее сошла, Саша пережила немало «веселых» минут. Стоя затем в трясущемся вагоне, она размышляла, как некоторые люди умудряются стоять, не держась за перила, еще и читать при этом. Впрочем, кто-кто, а Саша могла понять такое пристрастие к чтению – она, которая со второго класса умудрялась прочитать полноценный фантастический роман за одну ночь, с фонариком под одеялом. Да еще в течение стольких лет не испортить при этом зрение. Но ведь некоторые – возвращаясь к начатой теме – ухитрялись еще и целоваться, стоя на эскалаторе! Люди с повышенно развитым мозжечком – Саша всегда им завидовала.
Бросив сумку на тумбочку возле кровати и плюхнувшись на одеяло, Саша блаженно закрыла глаза.
- Свершилось. Я в Питере. Свершилось. То ли еще будет…
- Ты отцу звонить будешь? – осведомилась Лариса.
- Сама ему позвони… мы пока твои деньги будем тратить, - отмахнулась Саша.
Сама она ушла на кухню квартиры, которую они получили в качестве номера на две семьи – и достала свой телефон.
- Алло. Маргарита Васильевна? Это Саша Ситникова. Да. Знаете, откуда я вам звоню? Из Петербурга!
- Здорово! Ты в Петербурге?
- Да. Мы с мамой сюда приехали. Вот, решила вам позвонить.
- Спасибо. Ну, и как у вас там?
- Все здорово! Мы сейчас в квартире, которую нам сдали. Ну, в качестве номера. Гуляли тут…
- Понятно. Ну, ладно, отдыхайте.
- Постараемся. А я вам еще сувенир привезу! Ладно?
Маргарита засмеялась.
- Хорошо. Буду ждать. И фотографии потом покажешь!
- Договорились. До свидания! Передайте там привет, кому сможете!
- Ладно, передам. До свиданья, Саш.
- До свиданья.
Саша отсоединилась. Внутри ее была необыкновенная легкость – так было всегда после того, как она разговаривала с классной. Своей самой классной классной в мире! Для Саши, сменившей уже четыре учительницы, эта оказалась самой удачной.
По лицу Александры разлилась улыбка. Главное, чтобы о ней помнили. Это часть плана. Хотя она даже себе пока не могла признаться, что это за план.
Попросив Сашу разобрать чемодан, Лариса вышла из комнаты. Закрыв за ней дверь, Саша повернулась к закрытому чемодану.
- Ну… Ладно.
Ее правая рука взлетела в воздух. Пальцы начали странный танец, и, повинуясь из движениям, замок на чемодане открылся. Вещи – Саши и ее мамы – лежащие вперемешку, начали распределяться по кроватям. Вскоре на каждой лежала стопка одежды. Дальше Александра таким же способом разобрала свою сумку – купленный дневник, фотоаппарат, захваченный на всякий случай, дорожная иконка, купленная за пять рублей по велению сердца – все и ошеломительной точностью распределялось по отделениям в тумбочке. Наблюдая за происходящим, Саша ощутила нечто новое, чего не разрешала ощутить себе раньше. Чувство собственного всемогущества пьянило ее, глаза расширились – вокруг начал нагреваться воздух.
В коридоре раздались шаги. Саша успела побросать все оставшееся в тумбочку, захлопнуть чемодан и плюхнуться на постель. В ту же секунду вошла Лариса.
- Быстро ты, однако. Ладно. Только не обязательно было доставать все – носить мы все равно будем по очереди… И сумку свою разобрала…
Саша дотянулась до книги (разумеется, это был «Мефодий Буслаев. Лестница в Эдем») и углубилась в чтение. И только когда мама снова вышла из комнаты, она, вскочив с кровати, выглянула в окно. Взгляд скользнул по девятиэтажкам и расположенному напротив гостиницы рынку. Губы исказила усмешка. Историческая справедливость скоро будет восстановлена – Одиночка снова в Петербурге!
Через несколько минут в комнату вернулась Лариса. Увидев дочь снова читающей, она неодобрительно покачала головой.
- Не надоели тебе твои книжки? Ведь ничему не учат!
По поводу того, кто кого чему не учит, у Саши было собственное мнение.
- Домой вернешься, я тебя за уроки посажу.
- Я дома, - едва слышно прошептала Саша. Посмотрела в окно, и, увидев все то же серо-голубое, тяжелое, но почему-то до боли знакомое небо, повторила: - Я уже дома.

 Отправлено: 27.09.10 15:30. Заголовок: Так получилось, что ..

Так получилось, что за чтением книги Саша ненадолго задремала. Она очутилась на крыше дома на окраине Питера. Светило предзакатное солнце. Напротив нее сидело странное существо, больше напоминающее человека с телом динозавра. Части тела, во всяком случае, были заняты как у одного, так и у другого. Существо смотрело на нее с нескрываемой ненавистью. Стина попятилась.
- Одиноч-чка. В нашем городе. Большая честь. Зачем ты сюда сунулась?
- Ты кто такое?
- Я демон Тирэс. Ты на моей территории.
- И что? Я что, у тебя разрешения должна спрашивать? Между прочим, я сюда отдыхать приехала, а разборки ты устраиваешь. – несмотря на легки испуг, в Стине заговорила врожденная вредность.
- Тебя сюда никто не звал.
Стина молча атаковала его полосой энергии. Драка все равно была неизбежна. В ответ Тирэс дохнул огнем. Теперь становилось понятно, почему он был слеплен из человека и дракона в равных частях. Сделав сальто, Стина ушла от огненного потока.
- Эй, а как же нерушимый закон ментального мира?
- Плевал я на все законы!
- Так, с этой птичкой все понятно, - заметила Стина вполголоса. – со мной так и будут разбираться все, кому не лень, пока я не поотрываю им головы. Сам напросился.
Взвившись в воздух, Стина атаковала демона энергией трех стихий, как она ее называла. Из указательного пальца ее вытянутой руки вырывалось пламя, среднего – вода, а безымянного – воздух. Проще говоря, сумасшедший ветряной поток. Демона смело к краю крыши.
В памяти забрезжил родной телевизор. Как там ее любимые Зачарованные расправились с демоном – драконом? Всего лишь сказав, что сила трех из спасет. А какая у нее сила трех? Вот, если бы были здесь другие берегини… Но поздно…
Тирэс поднялся. Потоком пламени Стину не сожгло, но отнесло на десять шагов. Когда она открыла глаза, то увидела, что над ней возвышается голова получеловека – полудракона.
- Так просто. Ны неудачница, Стина. Такая же, как валькирия, титул которой ты носишь. Глупые писатели выдумывают глупых героев и заклинания, которые никому не может повредить. Только немногие могут подействовать, немногие могут по-настоящему уничтожать… У тебя было время испробовать их, одиночка. Теперь все кончено.
Стина лихорадочно соображала. Уничтожающие. Может ли на демона подействовать то, что в сказках действует на человека? Появилась надежда.
- Готовься к сметри, жалкая берегиня…
- Стой! Значит, подействовать могут немногие?
- Да. Может, ты и знаешь их. С этим заклинанием должна быть связана особая надежда, иначе…
- Авада кедавра? – коварно улыбнулась Стина.
- Нет! Как ты смеешь!
Он не мог не знать заклинание из книги, которую читает вся планета.
- Ты еще ответишь за это, ведьма! Ты, и твоя глупая Роулинг! Меньше читай подобные сказки! – было последнее, что произнес демон.
Стина встала, отряхнулась. Перед ней лежал труп демона Тирэса. На лице одиночки появилась улыбка.
- Не читай… Легко сказать. Видишь, какими она оказались полезными. И почему это Роулинг глупая? По-моему, она просто гений. Если я когда – нибудь с ней познакомлюсь, то передам от тебя привет.
Солнце клонилось к закату.

 Отправлено: 06.10.10 13:29. Заголовок: История из истории. ..

История из истории.

Ты можешь узнать свое будущее,
при условии, что оно
будет действительно твоим.

Из дневника Стины – одиночки.

Стина огляделась. Она стояла напротив Дворцовой набережной, на стрелке Васильевского острова. Все вокруг было залито огнями. На обоих берегах прогуливались люди, но ее, похоже, не замечали. Магия «отведиглаз» - интересная штука.
Почти сразу Стина ощутила странное, почти необъяснимое притяжение воды. Река звала ее. И самым странным было то, что Стина, похоже, понимала, что происходит. «Силки ночного горда. Здесь все не так, как в других областях России. Меридианы!»
Стина сделала шаг. Затем второй. По Неве покатились волны. То, что вокруг стояла именно белая ночь, было не совсем заметно – естественный свет перебивался электрическим. Наверно, стоило обратить внимание на то, что от воды тоже исходил неясный свет, будто на дне лежал гигантский фонарь.
Она медленно подходила к краю берега. Она помнила, что у самых плит глубина не более полуметра. Присев на колени, она провела рукой по воде, слишком сильно наклонилась, и лицом вперед упала в воду. Колени и кури проехались по дну. Прохожие, казалось, не заметили даже всплеска.
Стина встала. Вода доставала ей чуть выше колен. Медленно, словно притягиваемая невидимыми нитями, Стина стала заходить в воду. Та холодными кинжалами резала живот, спину и грудь. Стина не замечала ни холода, ни рыб, касавшихся ее ног. Ее широко раскрытые глаза неотрывно смотрели на Зимний. В зрачках отражались огни и зеленоватые отблески от стен. Внезапно Стина, зашедшая в воду уже по шею, остановилась. Ее волосы, как всегда собранные в хвост, плавали на поверхности – натяжение воды их пока выдерживало.
- И куда дальше? – спросила она, сама не зная, кого спрашивает.
Ответа она тоже не услышала, но в следующее мгновение резко погрузилась на дно, а затем, проплыв под водой к тому берегу, от которого пришла, вынырнула, положив ладони на плиты берега. Колени упирались в дно. Отряхнув с лица капли, она выбралась на берег. И только сейчас заметила произошедшие изменения.
Освещение набережной померкло. Камни, начинающие обрастать мхом, стали более гладкими. Электрическое освещение исчезло – свет лился только из окон Зимнего. С другого берега доносилось конское ржание.
Стина обернулась. У нее перехватило дыхание. Одновременно она обнаружила, что одета не в обычный свой комбинезон, а в платье с завышенной талией, из материала, который она раньше никогда не носила, с отделкой из кружев цвета безе. В сложную прическу были вплетены золотые розы.
«Точка перехода! Господи, в первую же ночь так влипнуть!» - Стина с ужасом поняла, что совершила прыжок во времени.
Приветствую тебя, одиночка будущего! Не нужно ничего бояться. Если бы ты не была готова, тебя бы сюда не позвали.
- Что все это значит? Кто я теперь? Зачем…
Иди во дворец. Ты сама должны решить, что тебе делать.
- Но как…
Будь осторожна со своей магией.
Александра оказалась напротив золоченых дверей, из-за которых слышалась музыка. Почувствовав, как задрожали пальцы, она сделала шаг. Однако не успела она протянуть руку к двери, как сверху лестницы, начинающейся недалеко от дверей, донесся какой-то шум.
Ведомая любопытством, Александра начала подниматься. Когда она миновала ступеней десять, совсем рядом хлопнула дверь, и она столкнулась с девушкой, примерно ее лет, одетой почти как она. Девушки замерли в шаге друг от друга. Их руки в белых перчатках, лежащие на перилах, почти соприкасались. Лицо девушки показалось Александре странно знакомым.
- Кто ты такая? – осмелилась Саша первой задать вопрос.
- А ты… что здесь делаешь?
- Услышала шум и решила подняться.
- Я имею в виду, что ты делаешь в Зимнем, - с легким раздражением повторила незнакомка.
- Просто зашла.
- Просто зашла? Минуя охрану, других гостей… Сегодня же бал! Ты что, собиралась пробраться на бал? – глаза девушки сузились.
- Бал? Никуда я не собиралась. И вообще, ты ведь тоже спускалась по лестнице? Ты сама-то никуда не собиралась?- общение с незнакомкой казалось Cаше все более забавным.
- А почему ты меня спрашиваешь? Я где хочу, там и хожу! Только на бал рара не пускает. Он сказал, что…
- Постой! Ты здесь живешь? Ты случайно не великая княжна? – в сознании Саш вдруг начало всплывать, где она могла видеть эту девушку.
Та вздохнула.
- Кажется, я понимаю, откуда ты здесь взялась. Пойдем.
Они прошли несколько коридоров, а затем оказались в небольшой гостиной. Княжна, которая шла первой, обернувшись к Саше, сделала маленький реверанс и представилась.
- Анастасия.
- Александра.
- Надо же. Совсем, как моя мама.
Возникло недолгое молчание.
- Зачем ты меня сюда привела?
- Понимаешь… В комнату нельзя. Пробираться долго, там Наталья у двери сидит. Просто нам надо поговорить. Скажи, ты ведь не заходила в Зимний, верно? Ты здесь просто оказалась?
- Э-э-э… вообще да. Откуда ты знаешь?
- Ты – Стина – одиночка из будущего, - Анастасия не спрашивала, а утверждала.
- Да, - прошептала слегка обескураженная Саша.
- Из какого ты года?
- Я родилась в 1993, сейчас лето 2008. Ты вызвала меня с ночной прогулки…
- Какая ночь?
- С 9 на 10 июля.
Анастасия вздохнула. Вероятно то, что она почувствовала, нельзя было выразить в словах.
- Понятно… Что ж, я успела. Сегодня ночь с 9 на 10 июля. Поясняю, - она натолкнулась на красноречивый взгляд Саши – 1916 год. Мама решила устроить небольшой благотворительный бал.
- Значит, ты не пыталась туда попасть, а ждала меня?
- Да. Просто я удивилась, увидев тебя в этом платье. Я думала, что Стина из будущего…
- Называй меня лучше Сашей.
- Лучше Аликс. Так рара называет маму… Так вот. Я думала, что ты появишься в комбинезоне.
- Это все магия. Я вообще не помню, как эти кружавчики на мне оказались. Чувствую себя разнаряженной куклой. Скажи, в Неве существует постоянный временной портал, или это только меня сюда через нее протащили?
- Я не совсем поняла… Постараюсь объяснить. В Петербурге временные коридоры не редкость, но она возможны лишь в исторически неприкосновенных точках. В местах, где определенные объекты изначально остаются нетронутыми. Я могла бы переместить тебя и в Зимний, но там ты еще не была. Кроме того…
- Реставрация. Каждый поврежденный камушек…
- Да. В ваших новых домах – у вас ведь их много, да? – ты бы меня вообще не услышала. Но в местах, сохранивших каждую историческую пылинку есть такие – я их называю ниточками междумирий.
- Надо же! И я их также называю!
- Правда? Я также думаю, что они могут связывать не только прошлое и будущее. И настоящее. Н-да.
Александра вспомнила, что с ней творилось во дворце Белосельских – Белозерских.
- Значит, Петербург является городом пересечение параллельных миров. Я об этом много слышала, да…
- Да. Ну, я точно не знаю, как это называется.
- Можешь не объяснять. В моем времени знаешь, сколько документальных фильмов снято на эту тему! И про Петербург тоже.
- А что такое документальный фильм?
- Давай, я тебе потом объясню. Я еще много чего могу рассказать. Ты такая образованная будешь – тебе вся империя позавидует!
«Если успеет» - пронеслось в голове.
- Кстати, ты зачем меня вызывала? Про будущее поспрашивать?
- Ну… почти. В общем, дело такое. Я начинаю ощущать смутное беспокойство. Интуиция нашего брата редко подводит – я имею в виду берегинь, - при слове «брат» в глазах Анастасии промелькнула фоновая грусть. Обреченность. Это выражение успешно смешалось с ее настоящими жестами и выражением лица – видимо, в жизни Анастасии это чувство появлялось особенно часто. – Чем ближе было лето, тем хуже мне становилось. Мне ночами снятся кошмары, причем, какие-то странные. Голос посоветовал позвать одиночку из будущего – и, как видишь, у меня получилось. Ты, возможно, знаешь, чем вызвано то, что со мной происходит. Аликс, скажи пожалуйста.
Саша задумалась. О да, она знала. Некоторым сильным ведьмам – те только темным, прошу заметить – дано предвидеть свою смерть. Чем ближе к 17 июля, тем насте будет становиться хуже. Потом все отойдет, и так до 17 июля следующего года. А еще позже предчувствия уже не помогут. Кроме того, еще ближе сейчас революция. Саша сомневалась, имеет ли она право рассказывать человеку из прошлого, даже берегине, о каких бы то ни было событиях в будущем. Это немыслимо! С другой стороны, разве голос не рассчитывал на что-нибудь подобное?
- Аликс! О чем ты думаешь?
Саша подняла глаза. Анастасия стояла перед ней, на ее лице застыло выжидательное выражение.
- Извини, отвлеклась, но по делу. Я сомневаюсь, что тебе следует это знать.
- Но Голос наверно считает, что следует. Иначе бы он не посоветовал вызвать тебя.
- Я тоже так думаю. Просто, ты уверена, что готова ко всему?
Настя утвердительно кивнула. Саше ничего не оставалось, кроме как сдаться.
И она начала рассказывать. Все, что собрала и прочитала за это время. Именно март, именно этого года она назвала «Николаевским» - настолько продвинуто было ее образование в истории Царской Семьи. Хотя все это ей предстояло пройти на уроках истории только в новом учебном году.
Говорить было слишком тяжело. Саша и так с детства имела неудивительную привычку – переживать события вместе с книжными героями. А сейчас перед ней стояла не то, что героиня документального романа – живая цесаревна, живая история, живая… пока еще. Девушка, с бледным лицом выслушивающая история России начала ХХ века. Девушка, которой саше пришлось рассказать о ее судьбе, участи ее близких, целой империи. Она испытывала отвращение к тому, что говорила, к тем, кто стал виновниками того, что ей приходится это говорить… Боже, приходилось рассказывать такую грязь в лицо великой княжне, и все же она рассказывала. Говорила почти на автопилоте, пользуясь тем, что эта информация давно перестала быть для нее новшеством – это была часть ее жизни. Замолкала, бледнела, на глаза Саши и Анастасии наворачивались слезы. Но приходилось говорить.
Вкратце упомянув последствия революции, Великую Отечественную войну и обрисовав общеполитическую обстановку в ее стране на 2008 год, она замолчала.
Стояла гробовая тишина. Лицо Насти было мокрым от слез.
- Это правда? – спросила она еле слышно. – Нас расстреляют, тела обольют серной кислотой и закопают под Екатеринбургом?
Саша молча опустила и подняла ресницы. Говорить не было сил. Кивать тоже.
- НЕТ! – Анастасия рухнула лицом на диван рядом с Сашей. – Нет! Нет! Нет!
Александра едва успела воздвигнуть энергетический барьер – крики Анастасии способны были повыбивать стекла в окнах.
- Настя… Настя, успокойся, прошу! Знаешь, как мне противно от того, что пришлось тебе это все рассказать! А что сейчас сделаешь… Настя!..
Та теперь только всхлипывала, уткнувшись головой Саше в колени.
- Аликс… Я берегиня, мне не страшно умереть самой, но… мои сестры… Мама! Папа! Алеша! Как же так? За что?
- Вы – Романовы. Этого им достаточно. – Саша сама удивлялась, с каким хладнокровием у нее хватало сил отвечать. Но силы были на исходе.
- Почему? – у Анастасии наступил шок. Сидя на полу, с залитым слезами лицом, в измятом платье – она только раскачивалась из стороны в сторону, бессвязно повторяя одно и то же.
Саша наконец решилась.
- Слушай, я хотела тебе рассказать еще кое-что…
- Нет! – Анастасия резко встала, повелительно подняв руку, - Не хочу больше ничего слышать.
- Нет, послушай! Существуют истории.. В общем… Ты меня выслушаешь?
- Ладно, давай, - Анастасия опустилась на диван рядом с Сашей.
- Я вот что подумала. Мы ведь берегини, да? Значит…
- Ты хочешь сказать, что мы можем выжить?
- Нет… Ну, не делай такое лицо! Я тебе потом расскажу о подробностях, послушай! Почему бы нам, с помощью нашей силы не провернуть один трюк… с переселением душ? Я не знаю, существует ли такая магия – чтобы за секунду до сметри в убиваемом теле оказалась душа другого человека, а твоя – в теле того человека, чью душу ты в себя переселила. Можно сделать все с ошеломляющей точностью, и тогда…
Глаза Насти расширились. Она поспешно обдумывала сказанное.
- Тогда в моем старом теле окажется душа совершенно невинного человека, и убьют его, - задумчиво протянула она.
- Да. Это жестоко, глупо, и вообще вряд ли прокатит… Ладно, будем читать, что это было необоснованное предположение.
- По крайней мере, - оживилась Настя, - можно устроить так, чтобы наши души остались на какое-то время в этом мире.
- Подожди… Если так буду присутствовать я, то можно попробовать перенести вас в мой мир.
- Ты хочешь… - начала было Анастасия, но вдруг умолкла, беспокойно покосившись в сторону двери.
Не так давно Саша сняла завесу, и теперь по коридору слышались чьи-то отчетливее, но неровные шаги. Около двери в небольшую гостиную она замерли.
По спине Саши пробежал холодок. Дело было даже не в том, что кто-то мог ее здесь застать, а в том, какая энергетика исходила от того, кто стоял з дверью. Она была не светлой и не темной, но очень сильной для смертного человека. Девушки инстинктивно вжались в диван.
- Кто же… О Господи! Аликс, сюда! – Настя дернула ее за руку и утянула за дальний диванчик. Едва они успели неподвижно присесть, дверь отворилась. Кто-то тяжелым шагом вошел в комнату. Огляделся. Саша тихонечко выглянула из-за спинки дивана, и едва не охнула – посреди гостиной стоял … Григорий Распутин.
Его взгляд скользнул по диванчику, за которым прятались девушки через долю секунды после того, как Саша вновь за него спряталась.
Казалось, он в поисках чего-то оглядывал комнату. Сердце бешено колотилось. Анастасия, после того, как Саша спряталась за диван, глазами спросила у нее: «Кто там?». Саша как можно внятнее попыталась изобразить дрожащими губами слово «Распутин». По лицу Анастасии скользнуло и пропало выражение, которое Саша не смогла сразу истолковать. Обе девушки вздрогнули, когда совсем рядом раздался голос:
- Рядом сила. Великая сила. В Неве сегодня вода похолодела – что-то делается в городе.
Одиночки переглянулись. У обоих возник один и тот же вопрос.
- Скоро будет все, да не для всех. А если кто меня слышит, так это его в первую очередь касается.
Раздались шаги, хлопнула дверь. Девушки медленно вылезли из-за дивана. Обретя голос, потерянный от неожиданности, Саша просипела:
- А он, часом, не знает, что ты…
- Вроде нет. Он во мне что-то чует, а сказать не может.
Немного помолчав, Настя добавила:
- Не знаю, как я к нему отношусь. Когда его нет, мне за Лешу страшно. Если б ты только знала… Ох!
- В чем дело?
- Мой браслет… она на диване лежал, а теперь его нет. Зато появилось вот это, - Анастасия показала листок гербовой бумаги, исписанный какими-то каракулями. Пробившись над ним минут пять, девушки разобрали несколько слов: время, воды, снег, кровь. Последним было слово «город».
- Н-да… - протянула Саша. – жаль, что у меня нет знакомых китайцев… Хотя, даже это им показалось бы, прости за тавтологию, китайской грамотой. Ладно, шучу. Слушай, отдай мне этот листок. Я голову днем поломаю, может, что-нибудь соображу. Вероятно, что это его пророчество, мы должны его расшифровать.
- А надо ли? – вяло осведомилась Настя.
- Ты же слышала – нас это касается в первую очередь.
- Ты права. Пора отсюда уходить.
- И ты права.
На лестнице, где они впервые встретились, Анастасия оставила Сашу. Пожелав царевне спокойной ночи, а себе – оказаться на улице, Саша закрыла глаза. А когда открыла, обнаружила себя стоящей на дворцовом мосту. Положив руки на перила, одиночка задумалась. Неожиданно ее взгляд упал на воду, но ни огней, ни своего отражения она не увидела. Перед ней разверзлась странная, пугающая картина. Она смотрела, и видела…
Темнота. Фигура в золотом плаще стоит на середине неизвестной ей комнаты. Лицо скрывал капюшон, вокруг стоят круглые столы с разложенными на них колодами карт. Фигура подходит к одному из столов, и ударяет по колоде. Бумажные прямоугольники разлетаются в стороны, некоторые падают на пол. Белая рука с тонкими пальцами тянется одной из них и переворачивает. Карта оказывается Джокером. Распутин… холодный, молодой голос:
- Ладно. Пусть он будет первым.
Фигура медленно поворачивается и откидывает капюшон. Сашей овладевает странная помесь восхищения и холодящего ужаса. Она кричит, и…
Она снова стоит на мосту, но уже в своем времени. В руке зажат листок с пророчеством, с комбинезона стекает вода.
Эту ночь встречи с прошлым она уже не забудет, потому что сегодня впервые взглянула в лицо Истории.

 Отправлено: 06.10.10 13:30. Заголовок: Коридоры времени. Я..

Коридоры времени.

Я знаю правду! Все прошлые правды – прочь!
Не надо людям с людьми на земле бороться!
Смотрите: вечер, смотрите: уж скоро ночь.
О чем – поэты, любовники, полководцы?
Уж ветер стелется, уже земля в росе,
Уж скоро звездная в небе застынет вьюга,
И под землею скоро успеем мы все,
Кто на земле не давали уснуть друг другу.

М. Цветаева.

Саша в очередной раз с опаской встала на эскалатор. Руки немного дрожали. Не потому, что она до сих пор не привыкла к метро. Нет, к нему-то она привыкла, и даже испытывала определенное удовольствие от мягкого перемещения под землей. Дрожь была вызвана немного другим – тем, что ей несколько минут назад довелось испытать. Саша то и дело прижимала левую руку к карману курточки – там лежала вещь, которую она давно хотела заполучить, и знала, что теперь будет беречь ее пуще глаза. Но то, каким способом она к ней попала…
Группа возвращалась из Эрмитажа. Но Саше было проще называть его Зимним. Слово «Эрмитаж» она не любила с детства, в нем сквозила какая-то дежурная помпезность.
Этот день выдался не из легких.
После того, как экскурсовод провела их по основным залам, группе предложили дальше пойти самим. И выход, разумеется, каждому пришлось искать самому.
В общем, Саша потерялась. Потерялась явно, глупо, и без какой бы то ни было надежды на выход. Но это было полбеды. Вся беда была в том, что она… в очередной раз загремела в прошлое.
Саша быстро шла по переполненным залам, пытаясь делать вид, что намеренно идет так быстро, а вовсе не ищет выход. Это было глупо, но выглядело красиво.
Саша уже собиралась подойти к экскурсоводу, но вдруг заметила, что к ней направляется какой-то человек, лица которого ей было достаточно, чтобы повернуться и бежать, что есть мочи.
- Ну… Ни… фига себе… этот уже… и в нашем времени… - задыхаясь, Саша, повернула за угол.
Дело в том, что человек, идущий за ней, был точной копией Якова Юровского – чекиста, коменданта «дома особого назначения», где содержалась Царская семья вплоть до расстрела. Человека, якобы пустившего пулю в лоб последнему русскому царю. На вид преследующему ее типу было лет двадцать пять, но сходство поражало.
Увидев в толпе это создание, Саша не выдержала. Учитывая же, что «оно» хотело с ней пообщаться и, похоже, окружающие его либо не видели, либо… В общем, Саша дала деру по коридорам Эрмитажа, и вдруг, ввалившись не понятно в какую дверь и упав на пол, оказалась в совершенно пустом зале. Ладони гулко шлепнули по половым плитам.

Дверь за Сашиной спиной со зловещим грохотом захлопнулась. Вокруг стояла тишина.
Пустой зал? Здесь, в Зимнем, где из каждой комнаты сделали музей?
Одиночке стало жутко. Из-за двери не доносилось ни звука, можно было подумать, что дворец вымер за долю секунды. Саша встала, осмотрелась.
Она находилась в сравнительно небольшом зальчике, скорее всего, использовавшемся для немноголюдных приемов. Обстановка была довольно уютной, но какой-то… неполной. Как будто здесь только собирались жить.
Сделав пару шагов, одиночка заметила, что ее одежда преобразилась. Теперь на ней было платье в стиле рококо. Куча рюшек, кружев, каких-то бантиков… К тому же, оно было тяжелым. Саше это осень не понравилось.
Какая девушка в детстве не мечтала стать принцессой? И Саша не была исключением. Наряжалась она лет до девяти и в мамины юбки, и в бабушкины шали… Однако то, что было надето на ней сейчас, одиночке не приглянулось. Слишком сильно был затянут корсет. Слишком пышно все это выглядело. Как бы Ситникова не наряжалась последнее время в школу, теперь же самой себе показалась фарфоровой куклой. Еще большей, нежели позавчера в Зимнем.
Из-за дверей в другом конце зальчика послышались голоса. Саша заметалась, не зная, куда деваться. Неподалеку на полуколонне стояла огромедная ваза. Саша спряталась за нее как раз в тот момент, когда двери открылись, и в зал вошла…
Екатерина Великая?
Саша не поверила глазам.
Вероятно, прямо у дверей она с кем-то распрощалась, и сейчас шла через зал в полном одиночестве, чтобы перейти в следующий.
У Саши задрожали руки. Ваза покачнулась.
- Кто здесь? – воскликнула императрица, обернувшись.
Понимая, что скрываться бессмысленно, Саша вышла из-за вазы.
- Здравствуйте, Ваше величество.
Она поняла. Она вновь прошла временную завесу и оказалась в прошлом. На этот раз в восемнадцатом веке.

Екатерина с недоумением смотрела на стоявшую перед ней девушку. На вид лет шестнадцать, белокура, одета довольно прилично… Однако возникало ощущение, что она взялась здесь как бы из ниоткуда.
- Кто ты и как сюда попала? – попыталась задать вопрос императрица, сохранив присущую ей величественность.
Саша переступила с ноги на ногу.
- Ваше величество, вы можете мне не верить, но я… пришла из будущего. Меня зовут Саша… Александра. Я ведьма, и, видимо, без моего ведома меня перенесли сюда из двадцать первого века.
Саша решила, что лучше сразу сказать правду.
Императрица покачнулась. Саша подумала, что это вызвано той информацией, которую она сообщила, но все оказалось куда как драматичнее.
Екатерине показалось, что до этого момента она как бы спала – и сейчас проснулась.
- Следуй за мной, дитя. И постарайся, чтобы на тебя не обращали слишком много внимания.
Саша, удивленная такой оперативностью, кивнула.
Они шли из зала в зал. В принципе, им попадалось мало народу. Все встречающиеся кланялись перед императрицей, и, к радости одиночки, почти не смотрели в ее сторону.
Наконец они дошли до кабинета императрицы. Екатерина закрыла двери, как-то по – шпионски проверив, нет ли кого поблизости, и предложила Саше сесть.
- Надеюсь, нас не услышат. Хотя, в каком бы то ни было дворце и у стен есть уши.
Саша серьезно кивнула. Она уже поняла, что не была для императрицы новым явлением. Но в чем тогда дело?
- Александра… Я хотела бы с вами поговорить. Вы сказали, что прибыли из будущего. Это правда?
- Ну, в общем да. Меня последнее время почему-то мотает по временам.
- И как ты попала сюда?
- Мы с мамой ходили по Эрмитажу и я…
- Погоди! К какому же сословию вы относитесь, что свободно ходили по дворцу? Судя по твоему платью, ты принадлежишь к очень уважаемой семье!
Саша вздрогнула. Неужели и ей придется рассказать о том, что династия Романовых падет? Она не сможет! У нее уже сил не хватит на это!
- Мы… в принципе в нашем времени не существует сословных различий. Мы, в принципе, все одно сословие. А мода в наше время сильно изменилась, девушки носят юбки выше колен, брюки, и это считается нормальным. А это дорогое платье оказалось на мне, когда я здесь появилась. Я не знаю, чье оно и откуда.
При словах о брюках Саши заметила в глазах императрицы некую искорку, которую можно было расценить за ностальгическую. Ситникова вспомнила, что совсем недавно Екатерина была не прочь проехаться верхом на лошади в мужском костюме. Вероятно, поскольку она еще далеко не старуха, она сохранила эту привычку.
- А кто же стоит власти? – казалось, Екатерина как бы специально подводит Сашу в нужному вопросу.
- Ну… там… - Саша всерьез растерялась. Сказать «Медведев» она не могла, как бы ни уважала президента. Но и рассказывать еще раз о прекращении царствования Романовых сил у нее уже не было. – Я редко слежу за политикой.
Лучше один раз прикинуться дурочкой, чем всю жизнь строить из себя умную и каждому встречному – поперечному это доказывать. Никаких мозгов не хватит. Но с другой стороны – так ли часто стоит создавать о себе отрицательное мнение, чтобы потом долго и нудно добиваться положительного?
Саша знала, что Екатерина ей не поверит. Но пыталась хоть как-то избежать больной темы. Как, интересно, может выглядеть человек, который не знает, что творится в его стране, и кто ей правит? Полный бред. Тем более для берегини – но выхода не оставалось.
- Хорошо, можешь не отвечать, - в голосе Екатерины зазвучали стальные нотки, и Саша вдруг поняла, почему ее прозвали «Великой». Однажды встретившись с ней было невозможно не искать в себе величественность и понимать, что всякому другому человеку еще воспитываться и воспитываться до того уровня собственного достоинства, которым обладала Екатерина. – Просто я не каждый день встречаю в своем дворце девушек из будущего. Ты ведь, насколько я поняла, живешь в две тысячи… каких-то там годах?
- В моем времени сейчас 2008 год, - выдохнула Саша, радуясь, что они ушли от опасной темы. – Лето. Июль.
Реальность приобрела окончательные очертания.
- И ты – ведьма? – как можно культурнее осведомилась Екатерина.
Это были задатки того тона, которым разговаривают санитары с пациентами «ягодок». Саша ощутила укол обиды.
Одиночка подняла руку, направляя ее ладонью на стол императрицы. На столе задрожали бумаги и канцелярские принадлежности. Некоторые взлетели вверх. Саша контролировала руку изо всех сил – в идеале стол мог вообще подпрыгнуть, но одиночке было жалко Екатерину.
Царица обернулась. Заметила, что творится с ее столом, и перевела полный ужаса взгляд на Сашу.
- Может, хватит?
- Вы живете в век спиритизма и заигрывания с приворотной магией – и испугались элементарного телекинеза? – Саша, если честно, не думала, что произведет такое впечатление.
- Видишь ли, - как бы оправдываясь сказала Екатерина, - Каждый, кто хоть раз видел спиритический сеанс в наше веке поймет, что люди, которые его устраивают – не более, чем хитрые провокаторы. От истинной магии до того, что творится в модных салонах – очень большое расстояние.
Саша внимала. В принципе, она и раньше догадывалась, что все эти салонные заморочки расцветающей России – большое и серьезное западное разводилово. Такого и в ее времени хватало.
- Ну, - как будто на что-то решившись сказала Екатерина, - думаю, настал тот день, когда я должна тебе кое-что рассказать. Дело в том, что мне однажды было предсказано, что ко мне волей случая придет дева и будущего, и ее приход поможет мне разгадать некую тайну. А если еще точнее, избавиться от каких-то неприятностей. Правда, в то время, когда мне это говорили, тайн в моей жизни не предвиделось. Одна юродивая сказала мне это перед отъездом в Россию, к жениху, - лицо Екатерины скривилось. Саша почувствовала себя резко виноватой, что своим появлением заставила вспомнить императрицу о ненавистном муже.
- А сейчас такая тайна есть? – быстро спросила она, чтобы, не дай бог, не развивать тему.
- Да, - без обиняков заявила Екатерина.
Она встала и подошла к столу. Открыв какой-то ящик, царица достала оттуда небольшую шкатулку. На ней был вырезан странный узор – какие-то письмена, похожие на языческие. Саша заметила, с каким выражением Екатерина держат шкатулку – как бесценную драгоценность, и в то же время как дохлую ящерицу. Странная помесь – учитывая, что что-то, что там лежало, не представляло прямой опасности.
Сев рядом с Сашей императрица открыла шкатулку. Внутри ничего не было.
- А что там…
- Не спеши. Это рассчитано на тех, кто сунулся бы сюда не ко времени.
Подумав о том, что не хотела бы быть на месте того, кто «не ко времени» сунулся бы в кабинет императрицы, Саша внимательно воззрилась на нее.
Екатерина повернула какой-то рычажок сбоку шкатулки. Дно, покрытое зеленым бархатом, отъехало, появилось второе – из черного бархата.
На бархате лежал, поблескивая, небольшой медальон, выполненный в форме скругленного прямоугольника.
У Саши перехватило дыхание. Медальон – вещь, которую она так долго хотела заполучить. Более того – на медальоне был высечен герб дома Романовых – грифон с щитом и мечом в окружении голов таких же грифонов. Разница была только в том, что в гербе присутствовали несколько цветов – кранный, черный, голубой, - а на медальоне он был изображен лишь контурно.
Под медальоном лежала сложенная в несколько раз гербовая бумага. Ее цвет неприятно резанул Саше глаза – точно такая же сейчас лежала в чемодане в ее комнате, принесенная в гостиную в Зимнем Распутиным.
Екатерина достала бумагу и протянула Саше.
- Это какое-то пророчество. Оно начертано очень фигурным почерком, поэтому его почти невозможно прочесть. Я различила только одно слово: «война». Если мне предсказывают войну, я не хочу его читать. Нет-нет, от судьбы я не бегаю, просто мне кажется, что это относится не ко мне, а к какому-то другому отрезку моей династии.
- Вашей? – у Саши это вышло таким удивленным тоном, что она плохо смогла это скрыть. – Но вы же не…
Императрица встала. Прошлась. Когда она вновь повернулась к Саше, по ее лицу текли слезы.
- Моя. – сказала она с твердой, решительной болью в голосе. – И страна моя. И я никогда, никогда ее не…
- Все-все, не надо, - мягко и поспешно сказала Саша, вставая с дивана и становясь рядом с императрицей. – Не надо, я поняла.
- Возьми медальон и пророчество, - уже спокойнее сказала Екатерина, - и отнеси в свое время. Там они тебе пригодятся больше, чем мне здесь. Забирай, забирай. Так надо. Спасибо провидению, что оно послало мне тебя.
Саша взяла медальон и лист с пророчеством. Шкатулку она отрытой оставила на диване.
- Почему не берешь со шкатулкой?
- Понимаете, эта шкатулка сейчас – в смысле, в моем времени – собственность музея. И если я там появлюсь с ней, меня арестуют. Да и вообще мне ее положить некуда. – Саша перенеслась сюда без сумки, не говоря уже об одежде. Оставалось надеяться, что по возвращении домой она появится вновь.
Императрица проводила Сашу до того зала, где впервые ее нашла. Уже второй раз идя по залам, которые в ее времени стали достоянием общественности и дотошных туристов, Саша испытывала нестерпимую боль. Возможно, лет через двести и ее вещи, если ей удастся кем-то стать, будут вот так же лежать мертвым грузом по всяким музеям и выставкам, год за годом утрачивая свою энергетику, мудрость и предназначение.
- Не терзай себя, дитя мое, - сказала ей императрица, заметив, как Саша пригорюнилась. – Рано или поздно все уходит в прошлое, но у тех, кто живет в будущем есть великое тому утешение – это память. Пока остается хоть кто-то способный помнить тех, кто ушел, полностью они не уходят.
Саша кивнула. Это она поняла уже давно.
Выйдя в двери, через которые сюда и попала, одиночка оказалась в Эрмитаже – таком, каким он был в ее времени. Она уже направлялась к выходу, как вдруг услышала за своей спиной голос:
- Девушка, может, вы и не в курсе, но вы только что вышли из-за двери, где экскурсии запрещены. Вы ничего не хотите объяснить?
Саша резко повернулась. Перед ней стояла та самая копия Якова Юровского, из-за которого она и попала в ту дверь. На работника музея он, однако, похож не был, и Сашу укусила муха язвительности.
- А вам какое дело – вы что, тут за порядком следите?
- Вообще-то нет. Я следил за вами.
- Кто вы такой?
- Меня зовут Яков … Не делайте такое лицо, умоляю, девушка. Вы сами на себя не похожи! Яков Хебери. Если вам интересно, мне двадцать пять лет, и я такой же турист, как и вы.
- С чего вы взяли, что я туристка? – Саша не любила, когда ее присчитывали на раз-два-три. Она сама любила просчитывать.
- Вы слишком непорочно выглядите для того, чтобы быть столичной жительницей.
- То есть я смотрюсь наивно? – взорвалась как бочка с порохом Саша. В памяти ее опять всплыло язвительное мамино «провинциалка».
- Нет-нет! Просто очень девственно.
- А столичные девушки – они смотрятся вызывающе? И если бы я была не блондинкой, а, скажем, покрашена в фиолетовый цвет, одета в мини-юбку и байкерскую куртку и ходила бы по музею с сигаретой в зубах?
«Интересный разговор, однако – подумала Саша. – встретились ни с того ни с сего, я из-за него в прошлое опять угодила, а теперь размышляем, как ровинции… ой, блин, - не столичную девушку отличить от столичной. Ну, ладно, хоть буду знать – как».
- Не в этом дело. – продолжал ее неожиданный собеседник. - У вас глаза очень светлые. Вы как бы чувствуете, сколько пришлось пережить этим вещам и глядите на них без удивления, но с жалостью. Чисто исторической, кстати. А на такое способны только… кгхм… провинциалки… Хорошо-хорошо! – антистоличные девушки. Ну, и потенциальные историки тоже.
Одиночка почувствовала благодарность за «потенциального историка». Мимолетную, но все же.
- Понятно. Ну, все, мне пора, - Саша повернулась спиной к Якову и пошла к выходу.
- Да, кстати, забыл! Если вдруг спросите, не потомок ли я Якова Юровского – да! – но, видите ли, я совсем не следую его идеологии. Иначе бы не стал разговаривать с девушкой, у которой в глазах светится столько абсолютизма!
Саша резко обернулась. Но Якова среди посетителей уже не было. Он как сквозь землю провалился.
Это у нее в глазах светится абсолютизм? Даже для высококвалифицированного психолога такие закидоны по отношению отношения человека к историческим отношениям (как хочешь, так и понимай!) были слишком сложными. Что же за перец этот – Яков Хебери?
Два удачных диалога за один день – даже для одиночки это много. Саша подумала, что ее больше клещами не затащат в Эрмитаж.

 Отправлено: 06.10.10 13:30. Заголовок: Екатеринский канал. ..

Екатеринский канал.

Лицо к лицу, к слезе слеза,
Иди вперед по этим кочкам.
Взгляни Истории в глаза!
Мужайся, дева – одиночка.

Трава, зеленеющая под ногами, мягко сминалась, когда Саша бежала по ней. Солнце слепило глаза. В руках чувствуется что-то жесткое. Саша удивленно смотрит на руки – скакалка? Но ее же давно нет! Что она вообще тут делает?
Саша в недоумении огляделась. Солнце, луг, трава, деревня невдалеке… Она стоит на берегу их речки – той самой, в которой когда-то утопила коробку со снотворным. Когда-то? Сколько ей лет?
Саша опускает глаза. Нет ощущения собственного тела – она его просто видит. На ней надето ярко-желтое платье – такое у нее было лет в семь. Ее первое лето перед школой. Почему, все-таки, она здесь?
Глаза замечают слева силуэт. Повернувшись, Саша обнаруживает рядом с ней Настю – тоже лет семи, в футболке брата и цветных шортах. Та стоит и выжидательно смотрит на нее. Сашу вдруг поражает страшная догадка – все это ужа было, ей это уже снилось, и все закончилось плохо.
Нужно сказать об этом Насте. Именно сейчас, немедленно. Саша резко поворачивается, и, ничего не объясняя, начинает говорить:
- Насть, это сон. Мы уже давно выросли, и мне это уже снилось. Понимаешь? Нужно уходить. Иначе мы не успеем добежать до деревни…
-Зачем? – голос Насти звучит ярко, хоть во сне звуки плохо воспринимаются. – Ты сама меня сюда привела.
- Насть, понимаешь, это все мой сон…
Сознание начинает замутняться. Саша уже забыла, что она хотела сказать. Как здесь хорошо! И Настя рядом! И она по-прежнему семилетняя девочка.
Подруги берутся за руки и идут к реке. Вдруг Саша останавливается и смотрит на небо.
- Настя!
- Что?
- Смотри, какое облако! Большое-большое! И белое.
- Вижу. От него еще таки лучи расходятся…
- Насть, а вдруг там Бог? Он сидит на этом облаке и на нас смотрит! Поэтому оно такое светлое!
- А вдруг точно! Бог! А на других облаках – ангелы…
- А давай им помашем! Чтобы они знали, что мы хорошие и что мы их любим!
- Давай!
Они начинают махать. Облака уносит ветром, и девочки бегут за ними – забыв про речку, забыв про деревню, от которой они удалялись все дальше и дальше. Скакалка давно выскользнула из Сашиных рук. Подсыхающая трава колет ноги. Ощущение неземного счастья, осознание своей принадлежности к чему – то более высокому… девочек пьянит эта радость – радость быть живыми…
- Саш, где мы?
Саша оглядывается. Поле вдруг стало казаться незнакомым. На сколько хватало глаз вокруг зеленела трава. И только где – то вдалеке, почти невидимая за кронами деревьев, стояла их деревня.
- Идем обратно, Саш. Мы заблудились.
- Мне тоже здесь неуютно. Идем.
Что-то начинает давить со всех сторон – девочки не могут двинуться с места.
Они поднимают головы. Облако, которое висит прямо над ними, вдруг начинает темнеть. Оно медленно наливается кроваво – красным цветом. Девочек охватывает панический страх. Они бегут к деревне, но чем дальше они бегут, тем сильнее та скрывается за кленами. Темно-алое облако не отстает от них, и Саша с ужасом вдруг понимает что они не смогут добежать. Небо над ними темнеет, как будто красные щупальца отходят от злополучного облака. И вот девочки, не слыша собственных криков, уже бегут в кромешной темноте. В последний момент Саша вспоминает, что это сон. Просыпайся, же, ты! Просыпайся! Но их не отпускают. И девочки по-прежнему, с улиточной скоростью пытаются убежать от облака. Ноги им начинает обвивать вьюн – и Саша с Настей падают в траву, пытаясь найти в подсушенных колосьях последнюю защиту…

Саша резко распахнула глаза. Она лежала на своей кровати в комнате, отведенной им с мамой. В окно лился свет луны и ночной подсветки города.
Все в порядке. Ей пятнадцать лет, она приехала в Петербург. Она уже давно не семилетняя девочка…
Саша села на кровати. Ее трясло. Этот сон последний раз снился ей в восемь лет – он повторялся почти целый год, с интервалами в несколько месяцев, в течение всего первого класса. Она рассказывала о нем Насте – девочки действительно часто уходили за деревню, махали облакам руками, думая, что на них сидит Бог и смотрит на них. После этого сна Саша перестала ходить за деревню – оказавшись в открытом поле она всегда будто чувствовала на себе взгляд чьих-то глаз – непримиримый и враждебный.
Почему он вернулся? Страшнее всего было то, что в начале и в конце сна Саша всегда вспоминала, что это уже было – кровавое облако и охвативший ее смертельный ужас. Но каждый раз она просыпалась, ощущая, как ее отпускают чьи-то холодные беспощадный щупальца.
Ответа не было. Саша снова заснула.

«Пятница. Свободный день.
Отправила маму в город. Сама осталась здесь. Ну что за удовольствие – ходить с ней по Петербургу! Точнее, какое здесь вообще может быть удовольствие? Неужели она до сих пор думает, x то меня здесь интересует только архитектура?»
Саша захлопнула дневник. В квартире стояла тишина. Все, за исключением ее самой отправились гулять. Пройдя на кухню, Саша по пояс высунулась в окно. На улице пахло прохладой. Ночью опять был дождь. Саша заметила, что ей здесь очень спокойно. За исключением Зимнего, все это время у нее не было ночных похождений.
Улыбнувшись, Саша вернулась в комнату. Идти в своем облике по Петербургу ей не хотелось. Она не знала, почему. Саша легла на кровать и закрыла глаза. Через секунду она уже стояла рядом с этой кроватью, глядя нас себя, спящую.
Стина оглядела себя. Идти в город в комбинезоне? Увольте! Щелкнув пальцами, она повернулась на пятках. На что она рассчитывала? Но черный комбинезон на ней вдруг преобразился в топ и бриджи, которых у нее никогда не было. Вместо маски появились черные очки.
Стина присвистнула. ВАУ! Это было чисто по-девчоночьи, но не восторгаться она не могла. Теперь еще одна ее способность – по заказу менять наряды. Да это же просто аврал! Это… СУПЕРСКИ!
Стина кинулась к зеркалу. Так она никогда не выглядела. Говоря откровенно, она так никогда и не одевалась. Спортивный стиль, по понятным причинам, был, извините за тавтологию, не в ее стиле. Но сейчас! Вот это магия! Стина теперь поняла, почему именно ее выбрали на роль одиночки. Любая другая девчонка, заполучив такую магию, от радости сначала сошла бы с ума, а потом стала бы ставить такие эксперименты… В общем, выбор Голоса оказался достойным – первое, что подумала Стина, было: «Если я буду часто менять таким образом одежду, у тех, кто меня наблюдает, могут возникнуть определенные вопросы». Но здесь, в Петербурге, где ее никто не знает, можно было погулять. Единственная проблема – как бы не наткнуться на кого-нибудь из их группы. Но за это Стина не беспокоилась – в таком костюме, очках… и она не собиралась идти туда, где можно было наткнуться на туристов. По крайней мере, на их большое количество.
Стина шла по городу. Ликование – полное и безраздельное ликование овладело ею. Он мой! – говорила она себе. Это мой город, и он мне роднее того, откуда я приехала! Этот город я должна любить, и этот же должна охранять. Мне больше никто не нужен – только он!
Резкая, ни с чем не сравнимая боль пронзила ее позвоночник. Ее слабое место – и за что только…
Твой город, говоришь? Так посмотри же, какой город ты хочешь сделать своим!
У Стины зарябило в глазах. Вокруг стало холодно. Ветер, не весть откуда взявшийся, кинул ей в лицо стаю непослушных снежинок.
Она стояла на мосту через Екатеринский канал.
Саша обернулась. На мосту лежал снег. Вокруг копошились люди. Кипела жизнь.
Саша сразу заметила произошедшие странности. Люди, сновавшие теперь вокруг нее, были одеты как-то странно. Девятнадцатый век.
Март?
К мосту мчалась императорская карета.
Спустя мгновение Саша все поняла. Но было поздно…
1 марта 1881 года. 14:20. Санкт – Петербург. Екатеринский канал.
Навстречу карете императора от Конюшенного моста идет одетый в черное пальто человек. Карета приблизилась. Человек в черном размахнулся и бросил небольшой сверток под копыта лошадей.
Раздался оглушительный взрыв. Карету закрыло облако дыма.
Саша почувствовала его запах. Одновременно она заметила, что прохожие, отброшенные взрывом к решетке, проходят сквозь нее. Она была здесь и как бы не здесь. Сквозь ее ногу просвечивала голова полумертвого мальчика. Единственное, что она чувствовала – леденящий, мертвецкий холод. Саша отошла в сторону. Зрелище было не из приятных.
Император Александр II подошел к кинувшему бомбу Рысакову. Погрозил пальцем. И направился к карете. Его просили сесть в сани, следовавшие за каретой, но… разумеется, император больше не хотел бегать от судьбы.
Он подходил к решетке канала.
- Не ходи, не ходи, не ходи, не… - как безумная повторяла Саша. Она кинулась вперед, к императору, но как будто невидимая стена встала на ее пути, отбросив одиночку назад.
Саша поняла, что она бессильна. Бессильна остановить ход истории, уже свершившийся. И она была обречена молча стоять и смотреть, как умирает один из ее любимых императоров.
У решетки боком стоял еще один молодой человек. При приближении Александра он повернулся и бросил такой же сверток, как и у Рысакова, к ногам государя…
- НЕТ! Не смей, слышишь, я…
Боль. Сашу ослепила дикая, ни с чем не сравнимая боль в ногах. Она чувствовала все то же самое, что и умирающий император, с той только разницей, что ее ноги был целыми. Никто здесь не мог слышать ее криков – они существовали в параллельных реальностях, но одновременно были как бы одним целым. Ноги… ноги Александры Ситниковой и императора Александра II…
Государя погрузили в сани и повезли в Зимний. Сознание уже его покинуло.
И Саша тоже мчалась вместе с императором, великим князем Михаилом и остальными сквозь заснеженный Петербург к Зимнему дворцу. Но она сознания не потеряла.
Уже уносясь с канала, она заметила девушку, умиравшую у перил, и по сердцу ее в очередной раз будто прошлись раскаленным прутом. Ибо это была единственная женщина на мосту, подходящая к той, о которой вспомнила Саша – последняя из берегинь крови по имени Розел – Рогнеда Вулич. Однако роковые сани уносили и ее, и императора все дальше и дальше от умирающей одиночки…
Следующий эпизод возник внезапно – как будто кто-то резко сменил слайд. Она стояла – в небольшом помещении. Прямо перед ней на софе, или чем-то вроде нее лежал умирающий император. Вокруг стояла гробовая тишина.
В дверь кабинета ворвалась женщина в неглиже с растрепанными волосами. Она припала к телу императора, крича: «Саша! Саша!»
Саша невольно содрогнулась. Дело было даже не в том, что она была тезкой умирающего царя. Это было тяжелое, невыносимое зрелище.
Женщины, находящиеся в кабинете, зарыдали.
Это была княгиня Юрьевская – вторая жена Александра II. Внезапно Сашу обдало порывом ветра. Она вдруг перестала слышать рыдания великих княгинь. Рядом с ней кто-то появился. Это был Александр – такой, каким она его запомнила на Екатеринском канале. В мундире, с израненным лицом. Он казался осязаемым, но его ноги казались наполовину прозрачными, и оттуда, где начиналась эта прозрачность, струилась кровь. Но, касаясь пола, она исчезала.
- Я знал, что это случится. – было первое, что услышала Саша.
- Вы… специально не уехали с канала, потому что решили не бегать от судьбы? – спросила одиночка первое, что пришло в голову. Слишком велик был шок от появления императора.
Александр повернулся к ней.
- Я решил, что настоящий монарх не должен бегать от смерти, раз уж она так давно его ждет. Царю, знаете, не к лицу скрываться от неприятностей, преследующих его с завидной закономерностью. Если что-то должно случиться, оно случится.
Саша кивнула. Она понимала.
Александр подошел к княгине Юрьевской, неподвижно замершей у его тела.
- Бедная моя Катя. Прости, я надеялся, что ты никогда этого не увидишь.
- Ей сейчас тяжело… - заметила Саша. Заметила на автомате, только чтобы поддержать беседу. Хотя, хороша беседа… - с только что скончавшимся императором.
- Да. Да, я понимаю. – Александр обернулся к ней. – Кто вы и как вы можете со мной разговаривать?
- Я… берегиня. Я живу в двадцать первом веке, и случайно оказалась здесь. Не знаю, зачем. Но окружающие не могут меня видеть так же, как и вас.
- И не знаешь, зачем ты сюда послана?
Саша внезапно поняла. Она вспомнила глаза Рогнеды, вспомнила, что теперь сама для окружающих не существует – и поняла.
- Думаю, я должна вас… проводить. – ей самой стало страшно от того, в тем заключалась ее задача здесь.
Александр грациозно протянул ей руку.
- Что ж, идемте. Мне не хотелось бы их бросать, но раз вы, ma sher здесь, думаю, будет правильным следовать за вами.
Саша подала руку умершему царю. Они выходили из кабинета, когда в дверях едва не прошли сквозь мальчика, державшегося за руку матери.
- Ники, - с нежностью сказал Александр. – Я ухожу. И пусть тебе в жизни повезет больше, чем мне.
Мальчик повернул голову в их сторону, будто что-то почувствовав. Саша ощутила нестерпимую боль в сердце –
ибо перед ней стоял будущий император Николай II.
И одиночка не выдержала. Присев на корточки перед мальчиком, она провела неосязаемой рукой по его волосам.
- Я приказываю всем несчастьям, что когда-либо тебе предназначены, уйти с твоей дороги. Пусть в мире не будет царя, счастливее тебя, и пусть никто не посмеет непочтительно обходиться с тобой.
- Мама! – обратился мальчик к матери, стоявшей рядом с ним. – Мне показалось, что дедушка здесь.
- Конечно, он сейчас с нами. Смотрит на тебя, и улыбается. – через силу ответила Мария Федоровна.
У Саши опять защемило сердце. И все время, пока они шли по Зимнему, она оборачивалась, силясь увидеть мальчика, которому суждено стать последним российским императором.

 Отправлено: 06.10.10 13:31. Заголовок: Вопрос крови, жизни ..

Вопрос крови, жизни и смерти.

То сказано глупцом и признано глупцами,
Что будто смерть для нас творит ужасным свет!
Пока на свете мы, она еще не с нами;
Когда ж пришла она, то нас на свете нет!

В.А.Жуковский. Смерть.

Группа высыпалась из автобуса.
«А что, - в Саше опять заиграл здоровый скептицизм, - нормальная туристическая группа. Это мне не нравится, что Петербург из нормального города превратился в музей под открытым небом. А может, не мне одной. Может, в других группах тоже есть один – два человека, которые, смотря на туристов – в том числе и на нас – думают: «Понаехали, смотрят, для них этот город – красота, а для меня – трагедия»! Хотя, вряд ли. Эх, Настя, Настя, что ж это за жизнь такая пошла?»
Говоря «Настя» Саша имела в виду сразу двух – великую княжну и свою бывшую подругу. Логических параллелей не просматривалось, приходилось просто думать.
Группа направлялась в Петропавловскую крепость. Саша с мамой всю неделю усиленно экономила деньги, соблазненные рассказами гида что в Петропавловской дешевые сувениры. И теперь Саша в уме строила планы по захвату их как можно большего количества и вытягиванию из мамы целого списка сувениров, которые не смогла или не успела купить во время других экскурсий.
Саша почти не слушала гида. Все ее мысли занимал Петропавловский собор, возвышавшийся теперь справа от группы.
Виски стиснуло. Стало трудно дышать. Внешне Саша оставалась такой же невозмутимой, но внутренне почувствовала странную, давящую боль. И почти сразу захотелось разреветься. Захотелось выть, размазывая слезы по лицу, кататься по земле, биться головой об камни… Огромным усилием воли одиночке удалось выпрямить подгибающиеся колени. И почти сразу она поняла причину этого своего состояния – она ощутила энергетику смерти, исходящую от захоронений императоров, находящихся в Петропавловском соборе. Волны нескольких смертей накатили на нее и буквально вдавили в дорогу.
Группа ничего не заметила. Все были увлечены рассказом гида.
Бойся.
Это короткое слово ударило по ее сознанию как кнут. Но почти сразу выйти из оцепенения Саше помог раздавшийся рядом противный ей голос.
- А разве так обязательно держать гробы с этими царями у всех на виду? Не слишком много чести для такого количества человек? Вот Ленин, например – у него одного целый мавзолей, но ведь это себя оправдывает!
« По крайней мере, в твоих глазах, жаба!» - подумала Саша. Боль ушла. Ее вытеснил гнев. Учитывая, что «революционерка» сказала фразу негромко, и одиночка была одной из немногих, кто ее услышал, экскурсовод никак не среагировала.
Но – горе тому, кто попытается оскорбить то, что дорого Одиночке! Она терпела эту женщину четыре дня!
- Пусть боль моя твоею станет,
Тебя моею силой ранит.
Сквозь свет и мрак, пока мы жили,
Почувствуй, что ты заслужила!
Саша незаметно выпрямила руку в направлении женщины. Та вдруг в тихим криком согнулась пополам. Но боль в животе тут же прошла. Не успела царененавистница опомниться, как ее голова начала буквально разрываться от боли. И буквально тут же сжалось сердце.
У женщины подкосились ноги. Она начала медленно оседать на землю.
- Что с вами? Вам плохо? – кинулись к ней несколько женщин.
- Голова… Ой! Сердце, и… Ох! Всё… - несчастная революционерка окончательно сползла на асфальт.
Что ты делаешь?
- Всего лишь отдаю долги.
Внешне Саша осталась такой же спокойной. Он вместе с остальными сгрудилась рядом с упавшей на камни женщиной. Но внутри нее бушевала Стина – одиночка. Ведьма, столькими воплощениями которой были Романовы. И еще внутри нее плескался гнев. Извергался вулкан, на обычно тихом море бушевала смертоносная буря.
Саша взглянула на блестящие купола. И вдруг с отчетливой ясностью поняла, что не пойдет в собор, хоть туристам и было это предложено. Пока революционерка отсиживалась на стульчике какого-то продавца, Саша потащила маму к сувенирным лавкам. Она не могла показаться перед могилами императоров сейчас. Не то время и не те люди. И не те силы.
Ночью начался дождь. Стина сидела на крыше одного питерского дома и все еще ощущала отголоски нахлынувшей на нее боли.
Ты ведь чувствуешь, что происходит с этим городом, не так ли, одиночка.
- Хватит называть меня одиночкой. Во-первых, у меня теперь есть подруги, а с другой стороны создается ощущение, что ты мне не доверяешь, - тихо сказала Стина. Она готова была обсуждать все, что угодно, только не то, что сейчас происходило с ней.
Хорошо, не буду. Стина. Стина, как думаешь, что сейчас происходит с северной столицей? Я знаю, что ты привязалась к этому городу. Но – тут голос стал жестким, - ты не имеешь права. Твой город – это твой город. Я понимаю, ты привязалась к Питеру, потому что это город предыдущих одиночек. Но тебя судьба привела в другой, и никто не смеет с ней спорить.
Стина молчала, подбирая слова. То, что сказал Голос больно резануло ее.
- Я чувствую, как этот город тонет. Погрязает в рутине человеческих страстей. Тут столько… Боли, ненужности, грязи…
Как ты его! А еще?
- Паутина. Невидимая, жуткая паутина как будто стягивает весь город. Я хочу помочь… Но не могу…
Стина лежала на крыше, и по ее лицу стекали холодные капли. Дождь все лил и лил, скрадывая слезы на щеках приволжкой берегини. Она лежала, раскинув руки, и чувствовала, как ее, вместе с этим городом, стягивает невидимая и жуткая паутина…
Вдалеке, на одной из петербуржских крыш, с которой было видно дом, на крыше которого находилась Стина, столпилась небольшая группа непонятных существ.
- Та, ч-что убила Тирессса? – прошелестел среди них голос, который при наличии большой фантазии можно было назвать женским.
- Да-ссс…
- Новая одиночка…
- Думаешшшь, нужно бояться?
- Мы совс-сем ее не знаем… У предыдущих было слишком хорошее вос-с-спитание, а она – дитя нового века.
- Будем приглядываться…
- Что это? – писклявый, до ныне не звучавший голос разорвал шуршание предыдущих.
- Где?
- Посмотрите туда.
От крыши дома, на которой лежала Стина, отделился пронзительно-яркий голубой луч. Разрезал ночное небо, заметался, и… пропал. Силы приволжской берегини оказались недостаточными, чтобы разорвать нагнетающую паутину.
***

Последний день наступил внезапно, впрочем, как и все, что было связано с неприятностями. Хотя у Саши было чемоданное настроение, Лариса ее даже не подпустила к сборке чемодана. Все, что досталось одиночке – сложить свою сумку. Туда входили всякие расчески и заколки, туалетные принадлежности, сувенирная мелочь… Большой синий чемодан лежал на маминой кровати, угнетая Сашу своим сложенным без ее помощи видом.
Последняя экскурсия группы происходила в Петергоф. Царство фонтанов… Ситникова как всегда мало слушала экскурсовода.
Она ходила по парку и последний раз вдыхала полной грудью воздух полюбившегося ей места. В глазах щипало, руки сжимались в кулаки, но Саша держалась. Ее не зря выбрали в Одиночки – таков был ее характер, что уж кто-кто, а она могла не плакать несколько часов, даже если ей этого очень хотелось.
Наконец группа дошла до аллеи фонтанов – обманок. Подобные развлечения Петр I для высокопоставленных гостей, чтобы, видимо, продемонстрировать несовершенство современной моды. Здесь Саша невольно прислушалась к экскурсоводу.
- И вот представьте себе такую картину: дамы, в платьях по десять и больше килограмм, прогуливающиеся по этой аллее, их мужчины, одетые не менее пышно, все – в напудренных париках. Надо сказать, что в этих париках заводились всякие насекомые, набивалась грязь. У каждого дворянина была с собой небольшая булавка, чтобы убить не вовремя выскочившего на видное место гада…
Группа покатилась со смеху. Женщина продолжала:
- И вот, когда весь этот бомонд доходил до этой аллеи, по ее бокам, как бы из ниоткуда, начинали бить фонтаны…
Смех все нарастал. Саша, несмотря на свое теперешнее состояние, хохотала вместе со всеми. Какой смысл быть несчастной, когда можно в последний день насаждаться обществом этих людей и этих фонтанов?!
Следующими фонтанами – обманками были дерево и скамейка. Дерево – фонтан было включено постоянно, а вот из спинки скамейки вода начинала бить, стоило кому-нибудь к ней приблизиться. По камням перед скамейкой носилась ребятня, пытаясь не попасть под струи.
Группа сгрудилась сбоку скамейки. Саша, в которую вдруг будто что-то вселилось, что-то озорно-отчаянное, сделала шаг вперед. Потом еще. Малышня, перебежав на другой бок камней у скамейки, замерла в ожидании зрелища, как взрослая девица будет бегать от настигающих ее капель.
Но одиночка и не думала бегать. Раскинув руки, она встала под холодные струи, мгновенно появившиеся из-за скамьи. Она стояла, в брюках и куртке, с сумкой, в которой лежали деньги и сувениры – стояла, не обращая внимания на холод и раздавшийся как будто вдали потрясенный крик Ларисы: «Саша-а!», просто впитывая душой и телом скользившие на нее капли.
Публика притихла. Воинственная мелочь, ожидавшая гораздо более смешного зрелища, изумленно толкалась слева и справа от скамейки-ловушки. Взрослые, стоявшие позади, у дерева-фонтана, широко раскрытыми глазами наблюдали за единением стихии и человека, прощанием одиночки с Петербургом.
***

- Как маленькая! Сколько тебе лет? Пять? Семь? ПЯТНАДЦАТЬ! А ты как малолетка сунулась под эту струю! Тебе зачем это надо было?
Риторические вопросы мамы долетали до Саши как через вату. Она шла в тумане своих мыслей, полная осознанием того, что напоследок ощутила объятия этого города и этого фонтанного царства.
На вокзал группа прибыла в девятом часу вечера. Поезд должен был быть где-то после десяти – в детали Саша не вдавалась.
Положив сумку, давно уже высохшую после Петергофских фонтанов на колени и на нее положив руки, а на руки положив голову (такая вот «думательная» пирамида!»), Саша размышляла обо всем, что происходило в Петербурге… и ничего не понимала. Она начала привыкать уже к тому, что с ней постоянно что-либо происходит. На то она и берегиня, чтобы постоянно куды-нибудь влипать. Наверно, и с другими одиночками происходит то же самое.
Что же происходит в Петербурге? В принципе, коридоры времени там открывались и раньше, так же пропадали люди, наверняка водились демоны и прочая шушера… Саша была уверена, что Тирэс – далеко не последний, кто считает Питер «своей» территорией. Однако, почему именно она попадает постоянно то в восемнадцатый век, то в начало двадцатого… Еще этот Яков Хебери… Откуда он вообще взялся? Подозревает ли он что-нибудь о Саше? И что это за листы с непонятными письменами, добытые во время ее путешествий в прошлое теперь лежат в ее сумке?
Прочитать листы Саша пару раз пыталась. Но почерк был настолько заковыристым и фигурным, да, в добавок, написано было на старорусском языке, что дальше пары слов одиночка не продвигалась.
Медальон… Екатерине почему-то нужно было отдать ей медальон… Замочек на нем был такой ювелирной работы, что Саше до сих пор не удалось его открыть. Короче, навалилось все сразу и без сдачи…
Хуже всего было то, что за время пребывания в Петербурге Саша не успела разгадать эти загадки, и теперь уезжала отсюда, отрывая от сердца самое дорогое, что обрела за это время.
Когда все наконец разместились по плацкарту, Ларисе пришло в голову расспросить дочь о последних впечатлениях. Сама того не ведая, мама начала сыпать соль на рану одиночке.
- Ну что, Саша, - начала она занудно – сказительным тоном, - вот и побывала ты в Лен… Петербурге. Как ощущения?
- Нормальные. – Саша попыталась сказать это спокойным тоном, чтобы не пришлось объяснять причину своего дурацкого настроения.
- Все понравилось?
- Да.
- Уезжать не хочешь?
- Ну?
- Что «ну»?
- Я спать хочу.
- Уже?
- Да.
Не вдаваясь в дальнейшие подробности, Саша влезла на уже застеленную свою верхнюю полку и повернулась к стене. Слышался мерный перестук, переговоры Ларисы с соседями по купе. Наконец, когда вагон стих, и мама внизу заснула, одиночка позволила себе свернуться клубком и разреветься. Тихо, чтобы никто не слышал, как в детстве, Саша всхлипывала в подушку и вытирала кулачком градом сыпавшиеся слезы.
Ночь, и тишина, данная навек….
Дождь, а может быть, падает снег…
Все равно, бесконечно надеждой согрет,
Я вдали вижу город, которого нет…
Голос ее учительницы музыки, нежный и высокий, непонятно откуда взявшийся в ушах…
Где легко найти страннику приют,
Где наверняка помнят и ждут.
День за днем, то теряя, то путая след,
Я иду в этот город, которого нет…
Одними губами одиночка повторяла слова песни. Музыка, неслышимая для других, разрослась по длине всего поезда… А на крыше первого вагона сидела небольшая девичья фигурка в черном комбинезоне и маске. Встречный ветер трепал ее распущенные на этот раз волосы. И вокруг звучала песня, неведомо откуда взявшийся гимн городу, полюбившемуся Одиночке…
ТАМ ДЛЯ МЕНЯ ГОРИТ ОЧАГ.
КАК ВЕЧНЫЙ ЗНАК
ЗАБЫТЫХ ИСТИН…
МНЕ ДО НЕГО ПОСЛЕДНИЙ ШАГ…
И ЭТОТ ШАГ
ДЛИННЕЕ ЖИЗНИ…
- Я ВЕРНУСЬ! – крикнула Стина, повернувшись в сторону Петербурга. – Клянусь, рано или поздно я вернусь к тебе!
А там, внизу, в купе спала девушка, разметав светлые волосы по подушке, с застывшими слезами на щеках и на шее.
Мерный, убаюкивающий стук колес уносил ее все дальше и дальше от северной столицы…

 Отправлено: 06.10.10 13:33. Заголовок: Девяностолетие. Он б..

Девяностолетие.
Он бился яростно – себя
Под пули подставлял,
Как будто больше ничего
От Жизни он не ждал.
Он шел навстречу смерти – но
Она к нему не шла,
Бежала от него и Жизнь
Страшней ее была.
Как хлопья, падали друзья,
Росли сугробы тел,
Но он остался жить – за то,
Что умереть хотел.

Эмили Дикинсон.

Невыносимо было слушать гудение телевизора. Уже второй час Саша пыталась найти на каком-нибудь канале что-нибудь развлекательное, чтобы не слышать новостей, резавших ее невидимыми скальпелями.
Две недели назад они вернулись из Петербурга. И вот наступило шестнадцатое июля – канун девяностолетия расстрела Царской семьи в Екатеринбурге.
Все дни накануне Саша металась по дому, пытаясь чем-нибудь заняться, при этом не переставая строить в уме наполеоновские планы. Планы строились именно наполеоновские, поэтому каждые пять минут одиночке приходилось внутренне себя отрезвлять, вытаскивая из бездны несбыточных идей.
Наконец, не выдержав, сегодняшней ночью Стина рванула в Екатеринбург. Почти без труда отыскав там Наэли, она рассказала обо всем, что с ней происходило, начиная с марта этого года и кончая тем, что происходило в Петербурге.
Наэли, девушка тоже далеко не глупая, кроме того, равная Стине по возрасту, интересам и вкусам, несмотря на все это не смогла предложить достойного исхода. В конце концов одиночки разработали целый план по поводу того, что будет происходить здесь следующей ночью.
И вот теперь Саша металась по дому, пытаясь найти место, где она не думала бы о сегодняшней ночи. Наконец, этим местом стал ее компьютер. Но, едва включив его, Саша поняла свою ошибку – напрасно оны пыталась убежать от судьбы.
Перед тем, как уехать в Петербург, одиночка поставила фонов Рабочего стола фото Царской семьи. Все дня после прибытия из Питера за компьютер она не садилась. И вот теперь глаза ей снова резанули эти знакомые лица.
Саша смотрела на Анастасию. Смотрела, и понимала, что не все рассказала тогда этой светлой девчушке в Зимнем. Когда они встретятся этой ночью, Настя будет уже на два года старше ее – так проходит время в прошлом и настоящем. Саша вспомнила, что хотела попросить у великой княжны познакомить ее с Николаем. Вспомнила, что хотела сказать императору. Не знала, поверил бы он ей, но даже этот, последний шанс поговорить с ним она упустила.
Одиночка сидела, и чувствовала, как на глаза наворачиваются слезы.
Открыв дневник, Саша сделала одну-единственную запись: «16 июля 2008 года. Сегодня или никогда!».
Вечер упал на город Одиночки незаметной багровой пеленой. Саша, сказав, что у нее болит голова, отправилась спать как никогда рано. Дело в том, что в Екатеринбурге, куда она направлялась, было уже 11 часов вечера.
На улице рядом с храмом, на месте которого когда-то стоял дом Ипатьева, в подвале которого оборвалась жизнь семьи последнего русского императора, стояли две девичьи фигурки.
- Это здесь. Самое время…
- Стой! Что ты собираешься делать?
Стина задумалась. Конкретных планов у нее не было.
- Мешать.
- Это ясно. А конкретно?
- Не знаю, - откровенно призналась Стина. – С Анастасией мы с тех пор не контактировали. Может, будет видно по ситуации.


***
Луна взошла. На плитах у храма, куда падал ее свет, обозначился небольшой прямоугольник. Девушки шагнули к
нему.
- Это проход. Готова?
- Да.
Стина сделала шаг вперед и светящаяся бездна поглотила одиночку.
- Да хранит тебя Бог, - тихо, неожиданно для самой себя произнесла Наэли.
Стине совсем не нравилось настроение в доме, где она очутилась. Чувствовалась напряженность – а может, она была внутри самой одиночки, потому что та знала, что должно произойти.
Стина не запомнила коридоров, по которым шла. Она очутилась в спальне девочек. Найти Анастасию было нетрудно – за два года, что прошли после их первой встречи во времени последней одиночки крови она мало изменилась. Сильно отталкивали обрезанные волосы – но Настя спала лицом вверх, и узнать ее было нетрудно.
Одиночка приблизилась к предшественнице. Та резко распахнула глаза. Поняв, что Настя может ее выдать, Стина быстро приложила палец к губам. Глаза великой княжны округлились.
- Как ты прошла? – еле слышно с просила она. И почти сразу добавила: – Ты совсем не изменилась…
- В моем мире прошло всего две недели…
Анастасия кивнула. Задавать лишние вопросы просто не было времени.
- Что ты собираешься делать? – тихо осведомилась она.
- Не знаю.
Стина вспомнила, с каким чувством сегодня пыталась заснуть. Одиночке не верилось, что сегодня ночью она пойдет на верную смерть.
За дверью комнаты великих княжон раздались шаги.
- Это за вами…
- Прячься!
- Не нужно. Кроме тебя меня никто не видит.
«Началась ночь смерти, - слишком пафосно, и в то же время со страхом подумала Стина. – Началась та самая ночь».


«Ввиду того, что ваши родственники продолжают наступать на
Советскую Россию, Уралисполком постановил расстрелять вас…»
Реальность смазалась…
Наверно, последнее, что видел в своей жизни последний русский император – дуло пистолета, направленное ему в лицо. И глаза – много глаз… Глаза, принадлежавшие участникам расстрельной команды, направленные на его семью. Глаза, в которых читалась ненависть…
Стина поняла, что не успеет. Не успеет спасти Николая. Но оставались еще великие княжны, в чью одежду были зашиты бриллианты, спасавшие их от чекистских пуль.
Анастасия заметила, как наперерез стрелявшим метнулась полупрозрачная девичья фигурка…
Пули, рассекающие воздух в подвале дома Ипатьева…
Стина вскрикнула. Одна из пуль попала ей в руку. Еще одна… Еще…
Тело одиночки выросло перед расстрельной командой, невидимое, но почти материальное, и принимающее на себя часть пуль, предназначенных Царской Семье…
Стоны… Страх… Не верилось, что одиночка переживает сейчас Ипатьевскую ночь вместе с семьей Николая.
Выстрелы стихли.
Стина как-то сразу перестала чувствовать полученные раны. Тот же эффект, что на Екатеринском канале – безумно сначала умирать вместе с царем, чтобы потом оказаться здоровой и обнаружить его труп возле себя…
Внезапно кто-то тронул одиночку за плечо. Она повернулась и вскрикнула – напротив стояла Анастасия. Полупрозрачная и грустная, как всякое молодое привидение. Она была такой, какой Стина запомнила ее в Петербурге – в дворцовом платье с красиво уложенными волосами.
- Отпусти их, - тихо сказала она, показывая в сторону сестер и матери. – Мы ничего не можем сделать, их добьют. Отпусти их сейчас.
- Нет… Нет! Почему?
- Мы не смогли их остановить… Попробуй! Попробуй, и ты увидишь, что я права!
Стина повернулась к чекистам. Один из них уже заносил штык над телом Анастасии. Та стонала.
Руки одиночки взметнулись вверх. Воздух вкруг них замер, но убийцы продолжали двигаться.
Штык возился в великую княжну…
Анастасия, стоявшая рядом со Стиной, вскрикнула.
- Я не хочу…
- Давай же! Хотя бы не продлевай наши мучения!
Стина повернулась к умирающим. По лицу градом катились слезы. Движением рук она высвободила души, и они на мгновение стали такими же тенями, как Анастасия. Затем, по очереди кивнув одиночке, фигуры растворились. Настя осталась.
Вслед за расстрельной командой девушки вышли во двор. Тела семьи стали закидывать в грузовик. Великая княжна отвернулась.
- Прости меня… Прости. Я не успела…
- Не вини себя. Мы не все рассчитали. Или… чего-то еще не можем. Ты не виновата, Аликс, что нас все-таки убили. Значит, прошлое действительно не изменишь.
По щекам девушек катились слезы. Даже теперь, когда одиночка пережила эту страшную ночь вместе с Романовыми, она не могла полностью проникнуться ей. Что-то не пускало. Создавалось ощущение игрушечной реальности, будто находишься в карточном домике. И Стина была благодарна этому чувству – иначе, наверно, она сошла бы с ума.
- Куда теперь?
Это был голос Анастасии.
- Как куда. Я – домой. А ты можешь быть свободна.
- Нет, постой! – великая княжна остановил одиночку. Ее рука была почти осязаемой. – Неужели ты не поняла? Я теперь с тобой.
- Что?
- Я пойду с тобой в твой мир, и буду находиться рядом, пока…
- Пока что?
- Пока мне не пора будет уйти.
- А когда…
- Это изначально тупиковый вопрос.
- Ты права. У тех, кто играет в карты этого мира, обычно не спрашивают, почему он бьет шестеркой туза…
«Я не спрашивала, почему путешествую во времени в Петербурге. Не спрашивала, почему именно ко мне в руки попали листы с рукописью, почему я вынуждена все это переживать и прослушивать. Не спрошу и теперь. Но со временем вопросов накопится слишком много, и я не смогу жить без ответов на них. И тогда мне скажут все и сразу – не важно кто, главное, что ответы я получу, и мне не откажут, и не останется таких загадок, которые доставляли бы мне неприятности».
- Ты все видел. Почему ты считаешь, что Стина не способна на то, чтобы спасти этот мир?
- Я считал так до недавнего времени. Посмотри на нее! В свои пятнадцать она подозрительно легко бросается под чужие пули.
Ни Стина, ни Анастасия не видели стоящей за одним из ближайших углов фигуры в золотом плаще. Исира пришла, чтобы взглянуть на своих дочерей – две размытые девичьи фигурки, тающие теперь в темно-синем мареве июльской ночи.


Нет, все-таки это невыносимо. Все, кто сейчас с умным видом рассуждают о гибели Царской Семьи, сидя в телевизоре, даже на десять процентов не представляли все, о чем говорили, настолько, насколько это представляла Саша. Никто из них не знает, что это – подставить себя под чекистские пули для того, чтобы понять потом, что против судьбы ты бессильна.
Одиночка чувствовала, что что-то в ней самой изменилось этой ночью. Внешне это нельзя было определить – будучи актрисой от рождения, Саша могла скрыть почти все, что чувствовала. Но стоило ей остаться наедине с самой собой – точнее, наедине с Анастасией – ее начинало грызть чувство вины, гораздо более сильное, нежели чувство привязанности.
Наконец, Анастасия, постоянно находящаяся рядом с ней, не выдержала:
- Аликс!
Саша вздрогнула. Она до сих пор не привыкла к такой ипостаси своего имени. Хотя, бесполезно скрывать – ей это нравилось. Углубляясь в тему, заметим, что одиночке вообще нравилось переделывание ее имени – в отличие от той же Саши Михайловой, которую достаточно было назвать Сашулей, чтобы она кровно на вас обиделась.
- Аликс, ты слишком себя грызешь. Знаешь, наверно, ты далеко не первая, кто пытался изменить ход истории. Не твоя вина, что ничего из этого не вышло.
- Не первая? – вслух спросила Саша. Родителей дома не было, и можно было спокойно говорить, не боясь, что ее сочтут сумасшедшей.
- Да… Вспомни – я уже прожила одну реальность, в которой тебя не было. Наше первое убийство, потом двадцатый век, период сталинского террора, крушение СССР, даже твое рождение… - В ответ на полные изумления взгляд Саши, княжна пояснила: - У меня есть такая же приверженность к памятным датам истории России, как и у тебя. Девятнадцатого февраля, в день отмены крепостного права, я спустилась в человеческий мир, чтобы провести этот день с вами. И застала твое рождение.
- Подожди… Тогда получается, что ты, своим присутствием на моем появлении на свет сама отметила меня, как свою преемницу… - краска медленно начала отливать от лица Ситниковой.
- Может быть… Потом я прожила еще одну реальность – встречу с тобой, новый расстрел, и теперь я дух, который следует по пятам за той, кто его сменила… Более того – после моей смерти ко мне вернулась память прошлой реальности, и я вспомнила то, о чем ты мне рассказывала тогда в Зимнем – время нашего принижения, затем реабилитацию… Теперь я помню все, но, как знать, может, у меня будет еще и третья реальность, в которой я обрету знакомых в очень далеком будущем…
- Запутано это все… - протянула Саша, которую рассказы Анастасии отвлекли на время от депрессивного настроя.
- А ты как хотела… Но я не боюсь, что ты в этом запутаешься. Ты очень много понимаешь в тонких материях для девушки, которая еще полгода назад была обыкновенной школьницей.
Нужно запомнить одно: по мере того, как развивается будущее, изменяется прошлое. Поверь, люди действительно найдут способ при помощи техники проникать в прошлое. Сейчас это умеют делать люди вроде тебя – обладающие даром, который позволяет это сделать. И с каждым таким проникновением прошлое немного меняется – остается в живых какой-то человек, не оказывается подписанной важная бумага – (Саша поморщилась, вспомнив об отречении Николая II) – и это продолжается бесконечно. Но потом, люди, вернувшись в свое время, не замечают в нем сильных изменений. Почему? Своим поступком они не изменили будущее – они создали совсем другое…
- Другой мир? Подожди!.. Получается, что если у мира есть его отражение – это измененная реальность, которая возникла в ходе изменения истории этого мира?
- Вроде того. Раньше была одна реальность – без нашего разговора, без твоего присутствия на расстреле. Но однажды ты перешла границу миров и попала в события, которые развиваются параллельно с твоими, только в прошлом. И создала новую реальность, в которой я разу после расстрела попала к тебе. Но одновременно я помню и другую – скитания по Советскому Союзу, помню, как нас возвели в сан святых мучеников… Помню и это. Видишь ли, мертвым дано видеть границы реальностей.
- А живым?
- Это зависит от них самих.

 Отправлено: 06.10.10 13:34. Заголовок: Она или никто. Лоиз..

Она или никто.

Лоиза сидела на краю крыши и смотрела на ночную Москву. Внизу мелькали машины и запоздалые прохожие. Город светился.
Московскую берегиню страшно раздражало это свечение. Она слишком четко представляла, что может происходить сейчас внизу. Бесконечная богема… Работали ночные клубы. По редким темным улочкам шли молодые работницы фабрик и офисов, не зная, что за любым поворотом их может ожидать опасность. Или зная, но ничего не предпринимая для этого. Лои провела немало времени, спасая заблудших овечек из лап рецидивистов. Она ощущала особую родственность с этими девушками – учитывая, что когда-то сама была на их месте.
Ее мысли прервала вспышка света за спиной. Лоиза оберну-лась.
Сзади стояла Наэли. Ее можно было узнать все по той же юбке с разрезами. Лицо закрывал капюшон плаща изумрудно-зеленого цвета. Такого же цвета была и остальная ее одежда.
- Доброй ночи, Иза…
Одним из свойств кратковременных знакомств берегинь было применение вариаций их имен – особенно в это преуспевали девушки из Екатеринбурга и Черкесска. То есть, Велице тоже было свойственно «кличкование» своих соплеменниц.
- Эли… Привет. Как твой город?
- О… давай позже. Я понимаю, дань традиции, но если я действительно отвечу на вопрос, это займет большую половину ночи.
- Хорошо. Зачем ты здесь?
Наэли прошлась по крыше, глядя на Москву. Ее густо- карие глаза неодобрительно сверкнули.
- Тебе достался не лучший город, Иза.
Московская берегиня резко обернулась. Подол ее юбки вздулся, опасно обнажая концы красных сапог. Глаза сузились. Гнева в них не было – скорее интерес к тому, что ей могла сказать екатеринбурженка.
- В каком смысле?
- В нашем, волшебном. Таких, как ты, на Москву нужно не меньше сотни, чтобы обеспечить ей действительно безопас-ное существование.
Лоиза задумалась. Честно говоря, ей самой нередко приходило в голову, что все ее попытки «навести порядок» - не более, чем формальность, хотя в магическом мире не могло существовать этого слова.
- Хочешь сказать, я не справляюсь со своей работой? Или то, что идея одиночек не так продуктивна, какой хотелась бы казаться?
- Иза… Ау…
- Ой! Извини, опять началось…
Дело было в том, что Людмила Лопухина, коей днем являлась одиночка – москвичка училась на секретаршу, и уже присмотрела гнездышко в одной крупной корпорации. Недостатком своего воплощения она считала то, что иногда офисные выражения и основы корпоративной этики она привносила в свою ночную жизнь.
- Во всяком случае, Наэли, я нас свой город не жалуюсь. Москва мне нравится, это моя родина, и не в моих правилах осуждать ее. А то, что я не могу предотвратить все происшествия – от этого никуда не денешься. Я научилась это терпеть.
- Ты научилась… А как думаешь, чего может быть достойна берегиня, которая вдруг отреклась от своего города, и хочет оберегать другой? Или вообще лишиться дара?
- Ты о ком? Разве среди нас есть такие?
- Пока, надеюсь, нет. Но ведь может быть такое?
Лоиза подошла вплотную к Наэли. Зеленые кошачьи глаза столкнулись с карими и, по закону сохранения импульса, оттолкнулись обратно. Москвичка вздрогнула.
- Кто? – тихо обронила она.
- Я думаю… Стина.
Повисло свистящее молчание. Лоиза глубоко вдохнула и выдохнула.
- Почему ты так решила?
- Семнадцатого числа она прилетела ко мне и попросила помочь попасть в ночь расстрела Царской Семьи…
- Да, я заметила, что она может быть на этом зациклена. На ней стоит печать Романовых…
- Вернулась из прошлого она уже вместе с великой княжной Анастасией Николаевной. Я так думаю… Что? Печать Романовых? Какая?
- Если на нее смотреть на фоне лунного диска, у нее на лбу, на запястье, иногда на левой лопатке возникает небольшая печать. Я слышала, что по печати, которая так проявляется, можно определить принадлежность человека к увлечениям, порывам, кланам… У Стины эта печать имеет вид герба дома Романовых. Грифон на задних лапах… Или что это за животное…
- Да, на фоне луны многое можно увидеть… Подожди! Кода мы виделись, было не полнолуние! Как ты… Ты что, за ней следила? Ты тоже отлучалась из Москвы?!
Лоиза вздохнула и отвернулась. Все тайное становится явным.
- Да, это было незадолго да семнадцатого числа.
- Значит, ты предполагала, что Стина решится на что-нибудь такое? Что-то, связанное и изменением истории дома Романовых?!
- Да.
- Значит, моего визита ты тоже могла ожидать? Почему ты сразу не…
- Да.
Наэли резко выдохнула. Перед божественным спокойствием московской берегини нельзя было не спасовать.
- Ладно… И что мы будем делать?
- А что мы сможем сделать? Даже так: разве мы должны что-то делать?
- А…
- Стина – самая знатная и древняя из одиночек. Она – хозяйка нам всем. И не нам судить, что мы можем с ней сделать, а что нет.
- Но… твой город главнее ее. Ты – берегиня столицы. Я думала, ты нас всех должна объединять, а не Стина.
- Лоиза как берегиня возникла в тринадцатом веке. Велица и Омана - еще с языческих времен, они были теми, до кого не добралось крещение Руси… Ты и Розел – Екатеринбург и Владивосток – пришли из Азии. Стина же, как помощница королевы тумана, появилась где-то в первых веках до нашей эры. Первой известной ее наследницей, которую очень долго ловила инквизиция была Сицилия Столленд – тогда она жила в Британии и прославилась как самая неуловимая из ведьм. Существует также легенда, что перед сожжением Сицилия подменила себя на клон и благополучно избежала костра. Во время казни она молчала – а, поверь, пытки, на которые изощрялись средневековые монахи, невозможно было переносить с закрытым ртом. Она молчала. Вариант один – это был бесчувственных клон, а сама Сицилия сбежала, и, изменив облик, прожила еще долгую и счастливую жизнь, успев обзавестись дочерью и внучкой, которая впоследствии переехала. Вообще потомки первой Стины скитались по всем странам, успев побывать даже в Америке. Фамилию они меняли. Кроме того, существовал такой… ммм… зарок, что ли… Не знаю, как назвать. В общем, потомкам Стины в принципе не суждено было прожить всю жизнь на одном месте.
- Вот почему Марта Скавронская…
- Верно, считалась девушкой без роду и племени. В крови у нее чья только кровь не текла. И. разумеется, она обладала способностями берегини.
- Существовал миф, бытовавший в роду одиночек, что когда Стина осядет, город, в котором она это сделает, будет городом, который она будет обязана любить, охранять, беречь. И происходит магическая инверсия – собственная энергия Стины сталкивается с нашей, исконно – русской. И тогда Стина становится берегиней – одной из нас. Мы все тогда это почувствовали. И своим городом она выбрала Петербург.
- Значит, исконный город Саши – Петербург?
Лоиза боязливо огляделась. Это была та фраза, которой она боялась больше всего.
- Так получилось, что девушка, подходящая для того, чтобы стать Стиной родилась в другом городе. И тогда возник вопрос – оставить ее никем, или отдать одиночку другому городу.
- И?
- Я так понимаю, Исира и Властан предпочли все-таки дать ей силу. Только зачем – не совсем ясно. Когда я увидела Стину здесь месяц назад, я подумала, что вот она – та, которую мы ждали и боялись. И потом, ты, возможно, не знаешь, но насчет прихода Стины существует пророчество.
Наэли издала тихий смешок.
- В чем дело?
- Да уж… там, где есть хоть какой-то намек на пришествие кого-то великого, значимого, кто перевернет мир – всегда найдется пророчество, предсказывающее его пришествие. И о чем же там говорится?
- Точно я не знаю. Исира делала какие-то намеки, но в целом… Я знаю только, что это будет связано с календарем майя. Конец света…
- Майя? 2012?
Наэли спросила это с тем особенным выражением, с которым
профессор спрашивает студента, что он думает о методах
преподавания его предмета. Лоиза насторожилась – слишком много профессионализма прозвучало в тоне екатеринбурженки. У Эли, которая до этого разговаривала с москвичкой как со старшей, ровно потупив глаза, резко изменилась способность держать себя.
- Что? Что ты знаешь? – вполголоса спросила Лоиза.
Наэли поняла, что не отвертится.
- Я так хорошо контактирую со Стиной, потому что тоже увлекаюсь историей. Только…
- Доколумбовые цивилизации Америки?
- Да.
На крыше воцарилась недолгая тишина.
- Что ты знаешь о календаре майя?
- Много. Например, то, что во время его составления астрономы отмечали какие-то необычные движения среди звезд – будто кто-то специально мешал им составлять карту… и прогноз. Не знаю… Может, это как-то связано со Стиной?
- Ой… - Лоиза вздохнула, и снова опустилась на край крыши. – Сколько помню, с петербуржскими одиночками мы всегда мучились больше всех… Взять хотя бы ту же Анастасию… Или Августу – О! – не напоминай… И теперь Саша. Все династии одиночек прервались вместе с главной романовской. А теперь…
- Как думаешь, - Наэли опустилась рядом с Лоизой, - у нас получится создать новые династии?
- Не знаю… Для этого, наверно, нужно, чтобы судьба была на нашей стороне… и Стина. От нее зависит, будет ли этот мир жить дальше. А значит, и то, будут ли в нем новые династии, или все закончится на нас.
- А если кто-то другой попытается спасти мир?
- Не исключено. Но получится это, вероятно, только у тех, кому это предназначено судьбой. Стина, или не Стина. Она, или никто.
- А мы?
- Мы сделаем все возможное, чтобы помочь ей. Мы – ее подруги и соратницы, хоть и заочные, но все же… Среди нас появилась последняя, шестая одиночка – виват ей за это! – Лоиза повернула голову к светлеющей стороне горизонта и, подняв руку, как будто с зажатым в ней бокалом, повторила: - Вы слышали? Виват!

 Отправлено: 06.10.10 13:34. Заголовок: Двойная жизнь. С кр..

Двойная жизнь.

С крыши, на которой стояла Стина, был виден весь центр города. Собор, завод. На фоне полной луны шпиль церкви по контуру был похож на шпиль Петропавловского собора. В груди защемило. Правая рука одиночки сама по себе вдруг поднялась и дотронулась до медальона.
Стина стянула маску и швырнула ее на крышу. Швырнула со всей силы, как только могла. В эту тихую, безоблачную ночь ее отчаяние выглядело неуместным. Подойдя ко краю крыши, она посмотрела вниз. Она смотрела в глаза городу – городу, который была призвании защищать и любить – и не чувствовала ничего, кроме отторжения.
- Ты мне не нужен. Понятно? Я тебя не люблю. Ты не мой город! Мой город – Петербург! Но только не ты… - Стина поняла, что начинает плакать. – Зачем ты мне? Зачем я должна тебя любить по наущению учителей, насильно прививающих нам чувство патриотизма, быть твоей берегиней, потому что так сказал Голос? Я же тебя совсем не люблю… Ты мне… совсем… не ну-у-ужен! – Стина застонла и опустилась на колени. По щекам катились слезы – выдержка изменила ей.
- На твоем месте я бы так не рисковал, - раздался позади нее голос Орлова. – «Приличной берегине не пристало в открытую заявлять о своей нелюбви к городу, который находится в ее ведомстве.
Не говоря ни слова, Стина исчезла.
«Какое его дело! – с негодованием думала Саша, направляясь на следующий день в школу, - Какое его дело, люблю я город, или нет! Он ниже меня по званию, он летать не умеет, он мне не указ!».
Обидчивые мысли, почти детские. Но именно обиженным ребенком себя и чувствовала сейчас Саша. Кроме того, одиночка не любила, когда ее застают в минуты слабости. Тем более такие люди, как Орлов.
Она сама не могла разобраться, как к нему относится. С одной стороны ей льстило ощущение общей тайны, чувство объединения с ним. С другой – она только удивлялась поворотам судьбы, которая свела ее не с кем-нибудь другим, а именно с одноклассником, который был связан далеко не с самыми радостными страницами ее жизни.
Прошло два месяца с Ипатьевской ночи. Анастасия неизменно следовала за ней. Саша не знала, было ли известно об этом Голосу, но даже если и было – это одиночку волновало мало. Она догадывалась, что даже ее покровитель не в силах отнять друга, которого определили ей сама Вечность.
Сегодня должна была быть история. На прошлом уроке был контроль по остаточным знаниям. Задание ребята получили весьма творческое – «Напишите все, что вы помните из истории России XIX века» - вот так оно звучало. Саши пришлось некоторое время выбирать между отменой крепостного права и восстанием декабристов. Наконец, она выбрала – воцарение Николая I оказалось гораздо более информативной темой. Одиночка даже успела изрисовать поля тетради надписями типа: «Романовы – super!» и «Revolution – отстой!». Слишком громкие и по-детски прямолинейные заявы, но дело, скорее, в том, что такое уж словила Саша настроение.
Этот урок обещал быть веселым. Перед тем, как раздать работы, учитель Ольга Викторовна решила зачитать некоторые из них.
Думаете, зачитали Сашину? Ничего подобного! Ольга, спокойно объявив, что Ситникова получила пять, принялась за другие «шедевры». И начался цирк.
- Как можно было написать, что Бородинскую битву выиграл Александр Невский?! Как? Это через сколько веков нужно перепрыгнуть – а точнее, сколько перепутать – чтобы такое написать?
Класс покатился со смеху. Борька Тяпкин, которому принадлежали эти перлы, предпочел благородно сползти под парту.
- Или вот, - Ольга взяла в руки следующий листок, - Цитирую: «После отмены крепостного права крестьяне получили гражданские права и собственные земли». Какие права? Какие земли? Ребята, чем вы на уроках в прошлом году занимались?
Можно было перечислять довольно длинный список того, чем занимался на уроках девятый «Б».
- Записываем новую тему, - когда все успокоились провозгласила Ольга. – «Великая российская революция. Свержение монархии».
Саша одним выражением лица показала свое отношение к новой теме, а также показала, что она думает о большевиках, идеологии коммунизма и всех революциях в целом.
Тяпкин, чье творение еще продолжал обсуждать класс, повернулся к Саше, сидящей на четвертой парте.
- Ситникова, слушай, а в Гражданскую войну кто были хорошие – красные или белые?
На секунду одиночка зависла. Ожидать такого тематического вопроса от Борьки было верхом нереальности.
- Видишь ли…э-э… Тяпкин, у меня этого лучше не спрашивать.
- Почему? Не знаешь? Уа, народ, Ситникова не знает, кто кем был в Гражданскую войну!
Полкласса обернулось к ним. Саша разозлилась.
- Я не говорила, что не знаю! Я сказала, что у меня лучше не спрашивать, кто был прав – белые или красные. В пользу коммунистов я ничего не скажу, а однобоко выгораживать офицеров – неправильно политически.
Это было правдой. Саша действительно не собиралась клеймить коммунистов таким же позором, каким они клеймили царскую Россию. Вопреки пусть даже собственным убеждениям, идти напрямик против идеологии, на которой прожило ее государство больше семидесяти лет – верх безрассудства.
- Ты что же, Ситникова, офицеров собиралась выгораживать? Ах, да! – ты же у нас с монархическим бзиком! – брови Саши поползли вверх: услышать от Лейлы словосочетание «монархический бзик» было чем-то новым. – У тебя же все Романовы в любимчиках ходят!
- Слово «любимчик», Джуметова, здесь не уместно, - процедила Саша. Она уже поняла, что ей предстоит новая дискуссия.
С прошлого года Лейла Джуметова ничуть не изменилась. Даже Сашино сенсационное заявление тогда, на уроке биологии, не изменило к ней основного отношения в классе. Впрочем, одиночке этого и не надо было. Чем больше люди понимают, не что ты способен, тем больше с тебя начинают требовать. Саша не любила, когда с нее что-то требовали, следовательно, таким отношением была довольна.
- Почему? – Лейла раскачивалась на стуле и жевала жвачку. Смотреть было противно. Ситникова перевела взгляд на других одноклассников.
- Какой там у тебя, говоришь, любимый император? Николай II? Это тот, который тряпка?
Кровь бросилась Саше в голову. Она поняла, что еще чуть-чуть – и от Тяпкина останется пепел.
- Почему это он тряпка? – пугающе тихим голосом произнесла она, на всякий случай выдвигаясь из-за парты и проверяя длину ногтей. Длина была удовлетворительной.
- Ну как? Ни одного решения не может принять, чтобы не поломаться… - Борька щелкнул пальцем по корке учебника истории. Учебник выдержал.
Орлов переводил настороженный взгляд с Саши на Тяпкина. Он, знающий, на что теперь способна его одноклассница, всерьез начал опасаться за одноклассника. Остальные пацаны, чувствуя, что попахивает жареным, тоже незаметно выдвинулись из-за парт – еще в начальной школе Ситникова славилась тем, что не боялась драться с мальчишками.
- Ты ничего не понимаешь, Тяпкин. Сын Николая, Алексей, был болен гемофилией. Это несвертываемость крови. Достаточно было одной ранки, которая могла оказаться смертельной. Интересно, ты смог бы думать о делах государства, если бы знал, что твой ребенок может умереть от любого опасного касания? Хотя куда тебе! Государство тебе не светит – так, конторка какая-нибудь…
- Ха!
- Ты смог бы спокойно жить, если бы тебя на каждом шагу преследовали какие-нибудь пророчества и предзнаменования? Если бы ты знал, что страна, которой ты правишь, скоро может развалиться, как карточный домик? Смог бы?
- Я? Да, смог! – Тяпкин издевательски захихикал. – А ты, Ситникова, смогла бы?
- Я – нет, - сдерживаясь из последних сил заметила Саша.
- Ну, вы, девчонки, слабый пол…Ты меня не убедила, Ситникова, заткнись, надоела…
Саша кинулась на него. Цель была одна – выцарапать глаза этого гада… Учитывая, что Ольга несколько минут назад вышла из класса, никто ее особенно не держал. Она успела провести несколько красных полос по его лицу, когда почувствовала, что их разнимают. Тяпкина, попытавшегося пнуть ее, держали девчонки, сидевшие поблизости. Саша попыталась узнать по рукам, которые ее обхватили, кому они принадлежат. Поняла, и чуть не упала – Орлов!
- Хватит! Хватит, понятно! – визжали девчонки, пытаясь удержать Борьку, щеки которого пересекали восемь ярких царапин и штуки три неглубоких. В свою очередь, Антон успел шепнуть на ухо Саше:
- Не надо! Стина, оставь его!
Имя своей ипостаси подействовало на одиночку как струя холодной воды. В голове прояснилось, она повернулась к Тяпкину.
В классе вдруг повисла тишина. Девчонки, державшие Борьку, резко притихли.
Саша почувствовала, как внутри нее что-то раздувается, как невидимый, но осязаемый воздушный шар. В пальцах закололо. Шар лопнул.
- Тяпкин, смотри на меня и слушай! Ты сам никогда не узнаешь, что такое семейное счастье – такое, каким оно было у Николая и Александры. У тебя никогда не будет здоровых детей – твои гены не созданы для этого. Ты никогда не узнаешь, что такое власть, и всю жизнь будешь копошиться на нелюбимой работе. Пусть это будет твоей расплатой за то, что ты сказал о последнем императоре!
Ситуация – глупее некуда… если бы эти слова прозвучали при других обстоятельствах и другом звуковой эффекте… даже если бы их сказал дугой человек…
За окнами ливанул дождь. Ливанул он еще тогда, когда Саша рассказывала Тяпкину о болезни цесаревича. Теперь же послышался разряд грома и ветер, резко распахнув створки окна, отправился гулять по классу, взбивая волосы на головах застывших учеников девятого «Б». Сверкнула молния.
А потом в полной тишине прозвучало слово, невзначай вслух оброненной Джуметовой:
- Ведьма…
После уроков должен был состояться осенний кросс. Отмазаться Саше на этот раз не удалось – придется бежать вместе со всеми.
Примерно на втором круге одиночка почувствовала, что выдыхается. Ей ничего не оставалось, кроме как взмолиться:
- Настя! Семнадцать… Помоги…
И тут же ей стало еще хуже. Из мышц будто бы забрали всю энергию, из нее будто бы выкачали весь воздух. Саша, и без того не блиставшая физическими возможностями, почувствовала, что теряет сознание. Выход был один – остановиться.
К финишу Саша подходила пешком. Здоровье дороже.
Уже потом, Сиду на траве у спортплощадки и тяжело дыша,
она шептала:
- Проклятое число… Ты и мне подворачиваешься… Как ты меня достало… Настя…
Гроза прошла. Солнце светило. В стране стояло семнадцатое сентября…
Петербуржская ночь. Далекий шум машин и крики, приветствующие развод мостов. Стина стояла на Заячьем мосту и медленно переводила взгляд со шпиля Петропавлов-ской крепости на небольшие волны под мостом. В душе одиночки стояло полное опустошение – она чувствовала себя бокалом шампанского после гламурной вечеринки, который сначала осушила какая-нибудь кинозвезда, а потом навеселе долбанула о стенку. Сильный образ, не находите?
Положив руки на перила, Стина прошептала:
- Ты мне нужен. Я не хочу быть берегиней своего города, хочу быть твоей.
И тотчас же как будто раскалены хлыстом прошлись вдоль ее позвоночника. Одиночка упала на колени, но даже сквозь пелену боли она услышала:
- Ты не имеешь права здесь быть! Поняла?! Твой город – не Петербург, и никогда он твоим не будет! Уходи отсюда, одиночка. Уходи, если не хочешь узнать, что бывает с берегинями, отрекшимися от своего города.
- Настя!
На этот раз великая княгиня услышала. Охлаждающие полуосязаемые руки коснулись лба Стины. Одиночка встала и увидела перед собой Анастасию.
- Зря ты так…
- Почему? – едва слышно, глядя в глаза подруге прошептала Стина. – Почему я не имею права на Петербург?
- Ты не имеешь права прилетать в город, который не имеет своей берегини.
- Я могу ей стать.
- Нет. Только не Стина – одиночка.
- Но…
- Вспомни. Я была последней одиночкой крови. Питер стал городом – пустыней, городом, в котором кончилась власть берегинь. В середине прошлого века здесь появилась девушка, достойная носить звание Стины – одиночки. Она погибла – утонула в Неве, прыгнув с Дворцового моста, когда спасалась от погони. Эти воды дали конец династии одиночек – неужели ты думаешь, что они примут тебя?
- Кем была та девушка? Та, которая утонула?
- Ты уже слышала о ней, только не знала, что именно она была избрана быть Стиной. Это сестра Маргариты Риммер – Соколовской – матери Анны Стрельниковой, которую ты спасла на своем втором задании…
Стина провалилась в туман.

 Отправлено: 08.10.10 22:57. Заголовок: Малиа Линд С удовол..

Малиа Линд
С удовольствием читаю Вашу повесть. Как дочитаю до конца, оставлю отзыв

 Отправлено: 09.10.10 12:45. Заголовок: Тамара, спасибо боль..

Тамара, спасибо большое. не успеваю публиковать(( Но как только так сразу.

 Отправлено: 10.10.10 13:10. Заголовок: Ты никуда не уйдешь...

Ты никуда не уйдешь.

Скажи мне, как тебя зовут,
И я скажу, кого ты любишь.
И я все цепи разорву,
Коли тебя со мной не будет.
Темнеет день, сверкает дождь,
Но туча небо не закроет.
Скажи лишь звук: ты не уйдешь.
Она останется с тобою.

День явно не задался.
Дело не в том, что Саша проспала, встала не с той ноги, или с утра с кем-то поссорилась. Вовсе нет. Просто было плохо.
- Ребят, у меня новость.
Эту фразу Саша вспоминала целый день. Как Ольга могла так поступить? Как? Да она готова была нанять ее репетитором, платить в несколько раз больше, чем ей платят в школе, но…
- Я увольняюсь. Я недавно написала заявление. В октябре я, скорее всего, уже не буду работать.
Как она могла? Сначала Ольга Витальевна, учитель музыки (уже катастрофа), теперь Ольга Викторовна. Когда это кончится?
- Мне платят слишком маленькую зарплату. Помимо основной зарплаты, за то, что я классный руководитель, я получаю не более двухсот рублей в месяц. Мне, можно сказать, не на что жить. А еще институт…
До Саши еще не дошел смысл сказанного Ольгой. Она сидела в непрозрачном тумане, отказываясь воспринимать реальность.
Оля еще долго говорила. Объясняла. Они ничем не занимались на этом уроке, но в классе было как никогда тихо.
- Вроде, среди вас никто не собирался сдавать историю. Разве что Саша…
Класс повернулся к ней. Саша резко повернула голову вправо, к стене. Они не увидят ее слез. Они не узнают, как ей плохо.
Следующим уроком была география. Войдя в кабинет и бросив сумку на парту, Саша вдруг замерла.
Ее поразило то, что она вспомнила.
Конец марта. Урок истории.
- Cаш, если тебе нечего больше сказать, садись.
- Я…
- Ну, что у нас с литературой конца XIX века?
Она не помнила.
Почему она вспоминала?
Саша не смотрит на класс. Она вообще никуда не смотрит. Вдруг до нее долетает голос Ольги:
- Ну, давай. На тройку ты уже заработала.
Чей-то голос из класса:
- Ну, Ситникова, че молчишь?
Она начинает говорить, но ее перебивает Орлов:
- А медленнее? Мы записываем вообще-то.
Она пытается начать следующее предложение еще несколько раз, но ее перебивают. Ольга не желает этого замечать.
- Ладно, так и быть. Три.
Саша резко к ней поворачивается.
- Почему?
- Нужно было готовиться.
Разве она этого не делала? Почему у нее должна быть тройка по истории?
-Вы что, не видите, что меня перебивают?
- Значит, нужно рассказывать так, чтобы тебя не перебивали.
Саша идет на свое место. Больно. Очень больно и обидно, что она получила тройку по истории. Да еще по вине класса.
У, как же она их всех ненавидит! И одноклассников, и особенно ЭТУ.
Следующим уроком была география. Саше хватило времени на перемене, чтобы придумать, как отомстить.
Тогда она еще не была Стиной. Но кто сказал, что чудес не бывает?
В ненависти она пишет. В ненависти приходит домой и читает. Ей все равно, что будет с ней из-за этого. Главное, чтобы досталось ЭТОЙ.

Твоя беда, что силы света
Пришли ко мне – и ты живешь.
Найдя проблемные ответы –
Через полгода ты уйдешь.

- Мне осталось потерпеть полгода. Слышишь, ты? К октябрю тебя уже не будет.

ОНА, САША, ВИНОВАТА В ТОМ, ЧТО ОЛЬГА ХОЧЕТ УВОЛИТЬСЯ.
- Эй, ты чего так побледнела? Эй!
- Саш, - одиночка медленно обернулась к своей тезке. – Это я виновата в том, что она увольняется.
- Как это?
- Я… Тебе потом расскажу.
Тогда тоже была география.
Тоже был четверг.
Конец первого месяца сезона.
На следующий день должен был быть концерт для учителей. Саша выбрала песню, которую должна была петь, задолго до того, как узнала, что Ольга Викторовна хочет уволиться. Задолго – не зная, что песня-прощание придется так кстати.
Целый день она твердила себе, что не отпустит Ольгу. Не отпустит от себя.
Настала ее очередь. Саша распустила волосы, надела черное вечернее платье. В руках у нее была зажата алая искусственная роза.
Ольга сидела на первом ряду.
Саша вышла на сцену. «Делай что хочешь, хоть на колени падай, но чтобы она поняла, от кого собралась уходить».
Пошла фонограмма. Саша вдохнула полной грудью, и, стараясь, чтобы не дрожал голос, начала петь.

Кто-то нам дарит талант – мы его не ценим.
Ах, как играл музыкант на подлунной сцене.
Звал своей скрипкою он
В мир святой чистый,
Но был в гитариста город наш влюблен.

Учителя смотрели на нее, не понимая, почему на праздничный концерт она оделась во все черное. А Саша крутила в руках розу в такт музыке, и, не желая замечать никого вокруг, пела, смотря на одну Ольгу.

Скрипач на крыше – грустный мой скрипач.
Скрипач на крыше, вспомни обо мне.
Скрипач на крыше – струн печальный плач.
Я снова слышу в каждом сне.

В глазах директрисы мелькнуло понимание. Инна повернулась в сторону Ольги. У задней стены зала стояла Саша Михайлова, и держала кулачки за свою подругу.

Был не тщеславен, не горд – был он виртуозен.
Но усмехался народ – слишком уж серьезен.
Как он от нас далеко – на высокой крыше.
Мы почти не слышим музыки его.

Ее голос повысился. Теперь в нем слышалась та же сила, что и раньше. И всю эту силу сейчас нужно было направить на одно. Ольга.

Время – судья палач – нас казнило скоро.
Город покинул скрипач – стал невесел город.
Где-то играл гитарист, а во тьме тревожной
Вдаль по бездорожью
Уходил артист…

Ее слышала вся школа. Ее понимала вся школа.
На последней ноте Саша грациозно подняла розу на уровень глаз. И вместе с последним звуком та упала на пол у Сашиных ног.
На мгновение все стихло. Саша затаила дыхание. А затем зал взорвался. Аплодировал даже ее бывший класс.
Едва дойдя до выхода из зала, Саша бросилась в раздевалку. Уткнувшись лицом в куртку, она разрыдалась. Почему? Почему Ольга увольняется, и ей так плохо, но почему ей так аплодируют, и ей хорошо?
Пришла Саня. Едва взглянув на подругу, она сказала:
- Пошли со мной.
Девушки вышли на улицу. Начинался дождь. Саша подставила лицо холодным каплям. Крупные, тяжелые, они падали на ее лицо и стекал вниз, омывая за одним и душу.
- Саш, - обратилась одиночка к своей подруге. – Я в понедельник в школу не приду. Я заболею, ладно?
- Откуда ты знаешь? – обычно Саша не считала нужным предупреждать о таких вещах, и ее тезка узнавала обо всем не раньше, чем весь остальной класс.
- Я должна недолго посидеть дома. Мне нужно время для кое-чего.
Домой Саша летела, как на пожар. Она знала, что делать, но не знала, сработает ли.
Нельзя было доверять абсолютной магии. Нельзя. Она не в силах воспрепятствовать этому, уничтожив заявление или изменив мысли Ольги. Она не имеет права так вмешиваться в ее жизнь.
Но кто сказал, что старое средство не может помочь в новых проблемах?
Саша остановилась прямо посередине дороги. Обернувшись к школе, она увидела, как машина Ольги отъезжает от школьных ворот.
- Ты никуда не уйдешь. Слышишь? Ты никуда не уйдешь. Я тебя не отпущу. Я совершила эту ошибку, и я же ее исправлю.
Действовала Саша точно, будто долго к этому готовилась. Зажгла свечу, написала еще одно заклинание подобного рода на бумаге. Как же она благодарна Зачарованным за то, что снова начала писать стихи!

Вернись, и стань моей судьбой,
Не уходи ты в неизвестность,
мы, как и раньше, будем вместе,
Когда ты примешь этот бой.
Теперь останься навсегда,
В моем уме и в этих стенах,
И сделай все, что не успела,
Пройди короткие года.
С тобой лишь вместе, только рядом,
Мы можем то одно познать,
Я не смогла вас удержать,
Вернись, и будь моей наградой.

Саша поднесла лист к свече. Пламя быстро охватило бумагу, едва не коснувшись ее пальцев.

В минуту и секунду, когда догорит этот лист, ты решишь вернуться ко мне. Получи все, чего желаешь, и останься навсегда.

Саша ощутила подъем сил. Что-то на мгновение вспыхнуло внутри нее и вокруг, и тут же погасло. Саша хотела обойтись без магии, но, видимо, теперь это неотъемлемая часть ее жизни. Что ж, она надеялась, что это поможет Ольге.
В понедельник в школе она не появилась. В 9-м «Б» это посчитали нормальным явлением – Саша была общеизвестна своими «заболеваниями».
Саша в это время сидела дома. С утра она отослала подруге смс-ку: «Привет, я все-таки дома, будут новости – сообщишь. Привет классу».
Вечером, позвонив подруге, Саша услышала:
- Ольга Викторовна ушла на больничный. Но говорят, что работать она будет.
- Правда? – Саша на мгновение отказалась поверить в очевидное. – А кто пока ведет историю?
- Светлана Олеговна. Она тебе привет передавала. Сегодня вспоминала твою песню, догадалась, кому ты пела.
Саша, вырубив телефон, с разбегу бросилась на диван. Ее разобрал нервный смех. Она хохотала добрых пять минут. Внутри пело ощущение безграничного счастья.
- Это было всего лишь искупление. Понимаешь? – сказала она, ни к кому особенно не обращаясь. – Это всего лишь искупление.
Бросившись к шкафу, она отворила дверцу. Нужно было выбрать, в чем идти к врачу. На глаза е попались черная кофта, черная юбка… «Безумие черного цвета…» - промелькнуло в голове. Медленно, ни о чем не думая, чтобы не потерять нить, Саша подошла к своему рабочему столу. Дрожащей рукой она заскользила по бумаге.

Уходила, терялась, летела заря
В поздних снах уходящего лета.
Легкий штрих – и безумие календаря,
И безумие черного цвета…

Накатав четыре столбика, Саша успокоилась. Пора было идти в больницу – навстречу заслуженному отдыху.
Две недели спустя Саша появилась в школе. Это событие ознаменовалось еще одним. Остановившись перед закрытой дверью в кабинет истории, Саша резко повернулась, собираясь идти на подоконник.
- Саш, - тронула ее за плечо подруга. – Посмотри.
По коридору, прямо к ним, в развевающемся осеннем плаще шла… Ольга. Она перекрасилась. Она улыбалась. Саша
улыбнулась в ответ.
- Здравствуйте… Вы… не представляете, как я рада вас видеть.
- Я тоже рада тебя видеть, Саш, - тихо заметила Ольга.
Глаза ученицы и учительницы встретились.
И Саша ощутила счастье. Две недели она мучилась гриппом, ради этого момента.
Заметь, Стина, я тебе в этом не помогал. Ты сама все провернула.
Стина, ты – молодец! Ты сама ее вернула, а значит, сама изменила судьбу.
Но ни Голос, ни Стася сейчас не имели для Саши значения. За стенами школы осталась другая жизнь, здесь была другая. Спокойная. Счастливая.
- Я же говорила, что ты никуда не уйдешь, - прошептала Саша, входя в класс вслед за Ольгой. – Я же говорила.

 Отправлено: 10.10.10 13:11. Заголовок: Фаворитка. Одиночест..

Фаворитка.
Одиночество – это счастье,
когда имеешь хорошую книгу
и великого друга.
Эмилия дю Шатле.
Саша лежала на диване вверх ногами и размышляла.
Рядом в ней на сиденье лежали два листка гербовой бумаги, привезенные из Петербурга. Поверх них лежала записная книжка с понятными одной одиночке схемами и медальон, подаренный ей Екатериной.
В голове Ситниковой так и роились мысли. Она вспоминала все, что было ей известно о других берегинях. Она уже достаточно хорошо их запомнила, чтобы провести
определенные параллели.
Итак, Стина – одиночка. Появилась в результате временных странствий в тумане по вине королевы Каймали. С кровью Марты Скавронской была привнесена в династию Романовых, и ей на протяжении двухсот лет становились великие княгини. Последней одиночкой крови была Анастасия, дочь Николая II. Затем была попытка найти Стину среди советских девушек. Одна из них, Августа Риммер – Соколовская, погибла в Петербурге в ходе преследования. Прыгнула с моста. Потом были еще двое, но у них очень быстро иссякла охота выполнять свое предназначение. Затем титул перешел к Саше. Все.
Лоиза. Последнее воплощение – девушка, отказавшаяся покинуть Москву во время пожара 1812 года. Лидия… Леммер, кажется. Была из небольшого дворянского рода. Теперь в повседневной жизни носит имя Людмилы Лопухиной. Охраняет всю ту же Москву. Все.
Наэли. Последнее воплощение – крестьянка Надежда Озорнина, связавшая себя нитью судьбы со Стиной накануне расстрела Царской семьи. Погибла под колесами поезда одновременно с Анастасией. Теперь титул носит уроженка Екатеринбурга Наташа Нелидова, которая тоже связала себя с нынешней Стиной чем-то вроде общего дела. Все.
Розел. Последнее воплощение – Рогнеда Вулич. Берегиня Владивостока, имеющая польские корни. Волею случая оказалась в Петербурге, на Екатеринском канале, в результате последнего покушения на императора Александра II была убита. Теперь ее зовут Раиса Розумовская. Ближе всех общается с Наэли. Любимый вид колдовских способностей – телепатия. Все.
Омана. Последнее воплощение – Оксана Ложкина, служанка княгини-декабристки. Имеет сибирские корни. В данное время носит имя Ольги Оболенской и охраняет Красноярск. Наиболее близка также с Велицей – берегиней Черкесска. Последняя жизнь Велицы – Варвара Басилашвили была взорвана примерно летом 1914 года. Пала одной из жертв операции, проведенной партийцем Кобой. В настоящее время носит имя Вероники Воронцовой. Любимый вид способнос-тей: гипноз. Все.
Саша перевернулась и села. Взяла в руки гербовую бумагу. Глаза как обычно заскользили по строчкам, пытаясь отыскать хотя бы одну знакомую букву. Не помогло. В который раз уже отложив листки в сторону, Саша взяла в руки вещь, которая так часто ее успокаивала в подобные минуты. Медальон.
Она до сих пор не разобралась, как его открыть. Никакого видного замка на нем не было – только небольшое углубление между частями. Но сколько Саша не тянула за него, медальон не открывался.
Загадки. Сплошные загадки. Ей начинали надоедать эти загадки, хоть она и храбрилась иногда, говоря, что новая неизвестность только разогревает кровь. Неизвестность – такая вещь, которой люди во все века боялись больше всего. Поэтому Ситниковой, вероятно, недолго осталось себя обманывать в том, что ей может быть приятна эта ситуация.
За окном стоял ноябрь. И Саша, выглядывая в окно, уже привыкнув к ползучести событий, не предполагала тогда, что скоро на нее события посыплются, как из рога изобилия.
***
Все началось с новости о том, что Саша заняла третье место в одной республиканском конкурсе сочинений. Потом подвели итоги заочной олимпиады по истории, и Саша оказалась уже не одной из первых, а показала лучшие результаты по школе. Потом было несколько пятерок по литературе и истории. И в один прекрасный день Ситникова оказалась за компьютером в завучевской, о чем полгода назад не имело смысла и думать.
После победы в конкурсе сочинений учительница литературы взяла одиночку на абордаж. Инна Витальевна, отличавшаяся особой гиперактивностью и среди учителей, и по отношению к ученикам, загрузила Сашу еще двумя конкурсами, стихи или сочинения на которые необходимо было написать в ближайшее время.
Итак, Саша сидела за компьютером в кабинете завуча. Сочинение было посвящено теме любви к родному краю. К счастью для одиночки, тема не была ограничена ее городом и республикой, которые, из-за возни с Петербургом, опостылели Саше последнее время до невозможности.
Она чувствовала свою вину. После каждого предложения, написанного о России, в котором даже не упоминалась ее республика, Сашино сердце будто пронзали невидимые кинжалы. В голове бичом звучали слова Голоса: «Ты не имеешь права на Петербург! Или люби свой город, или…»
Сочинение было почти закончено, когда в кабинет вошла Инна. Вошла она не одна, а с учительницей истории, которая заменяла у девятых классов недавно Ольгу – Светланой Олеговной. Саша в мгновение ощутила атмосферу, разлившуюся вдруг по кабинету.
Стало тепло. Не физически, тело ощущало тепло всегда, в школе уже было подключено отопление. Нет, она почувствовала отношение к ней учителей – теплоту, возможно, граничащую с материнской любовью. Несмотря на то, что разница в возрасте со Светланой у них была всего девять лет.
- Саш, ну как продвигается сочинение? – деловито осведомилась Инна.
Сашу будто веселящим газом наполнили. Ей захотелось воспарить над стулом, над этой школой… Увы, умение летать было как раз той способностью, которой Саша не могла обладать во время дня. Иначе с прогулками по полю давно было бы покончено.
- Я почти все… и… знаете, читайте это лучше без меня, - Саша встала со стула, и, провожаемая понимающими взглядами учителей выскочила в коридор.
Инна заскользила глазами по строчкам. С первого взгляда они показались ей уму непостижимыми, но… Рядом стояла Светлана, которой намного понятнее были эти Сашины стремления.
«Я могу чувствовать Россию, как некое живое существо, разговаривающее со мной тогда, когда другие не видят в этом смысла. Это ее природа, ее история, ее неповторимая грация, которую, кажется, могу ощущать только я. Иногда я чувствую, как она смотрит на меня, находясь рядом в виде чего-то неосязаемого, невидимого, но тем не менее реально существующего.
Я чувствую Россию, как человека, как женщину, прошедшую через столько испытаний, но тем не менее вернувшуюся домой после долгого отсутствия; как женщину, лицо которой хранит следы былых потрясений, а в глазах отражается вся ее боль и мудрость, которую она собирала столько веков, чтобы однажды поделиться ею со мной…»
Даже стоя за дверью кабинета Саша чувствовала, как брови учителей поднимаются все выше и выше. Она интуитивно ощущала, какие сточки она сейчас читают, и которые из них вызывают я у них больше всего эмоций.
Она чувствовала также, как в сердца учителей тихо, миллилитр за миллилитром вливается понимание ее внутреннего мира.
«Наверно, я родилась намного не в то время, в которое мне следовало бы родиться. Я чувствую, как моя душа иногда загорается обжигающим патриотическим огнем, готовым смести все на своем пути. Правда, в наше время деликатного политического копошения (здесь Саша позволила себе языковую вольность, зная, что учителя все равно лучше придумают, как это написать), это чувство так и может остаться без применения. Я люблю свою страну, но не могу это выказать кроме как в словах. В прочем, я знаю, что если Россия, живая Россия, та, которую я слышу и знаю, скажет мне: «Иди и умри за меня» - я, не колеблясь, сделаю это».
Саша наконец вошла в завучевскую.
- Ну, как? – боязливо протянула она, пытаясь прочитать в лицах преподавателей свой приговор.
Светлана и Инна какое-то время смотрели на нее. Затем Инна констатировала:
- Отправляем.
Саша опешила. Отправлять? В таком виде? Она была на сто процентов уверена, что за «копошение» ее отчитают точно. Чуть меньше – заметят ее нестандартность. Но… ничего этого они не высказали.
- Так сразу? А…
- Нет-нет, ничего не надо корректировать… - рассеянно убеждала ее Инна, ища что-то на верхней полке шкафа. – Все нормально, что на своем месте… Чай будешь?
Последняя фраза застала Сашу врасплох. Услышать приглашение на чай от учителей… наверно, никому не нужно объяснять.
Они засиделись до шести вечера. Домой Саша пришла в половину седьмого, и объяснила это тем, что писала сочинение.
Они шутили. Они смеялись друг над другом, над самими собой и над окружающими. Они выпили по три чашки чая каждая. Чай был без сахара и без печенья, чай был только что вскипяченным кипятком, только приобрел оранжевый цвет вследствие взаимодействия с заваркой… Ну и что? Какое это имело значение, если Саша впервые чувствовала себя такой счастливой? Какое это может иметь значение, когда ты находишь себе друга, настоящего друга, даже если он – учитель, к которому ты ходишь на уроки и обращаешься на «вы»?
Саша не успела подготовить уроки по литературе на следующий день.
Но когда она сказала, что пришла домой слишком поздно, чтобы все успеть, а мама всегда настаивает, чтобы Ситникова ложилась и вставала в одно и то же время, Инна… улыбнулась. Она ничего не поставила Саше за урок, взяв с нее обещание, что та все приготовит к следующему.
Выходя из класса, Саша услышала шепот Лейлы. Она обращалось к Инне Рязанко, но одиночке было достаточно той фразы, которую она разобрала:
- Эта теперь у нее типа фаворитки. Ей Строликина потому блат устроила, что Ситникова теперь во всех конкурсах участвует…
Саша не спорила. Она шла домой, и, вдыхая сырой воздух ноября, впервые в жизни думала о том, какая все-таки хорошая вещь – блат. Она, раньше относившаяся с презрением к детям высокопоставленных чинов, как «человек из народа», всегда предвзято относилась к закидонам типа бесплатных пятерок и невесть откуда берущихся вакансий на престижные должности, теперь на себе испытала все прелести этого положения. «Фаворитка, - повторяла она про себя. – Как настоящая фаворитка». Ей нравилось это слово. Оно отдавало историей, красотой, и пусть ненадежностью, но все же надеждой. Ей нравилась эта ситуация. Ей пока все вокруг нравилось.

Нет, все-таки она без него не могла. Без Петербурга. Стина стояла на дворцовом мосту, каждую секунду ожидая дикой боли – для Голоса ни одно ее перемещение не было секретом. И одновременно она наслаждалась окружающим.
Руки, как всегда, спокойно и элегантно лежали на перилах. Ветер трепал кончики распущенных кудрей, выглядывающие из-под шапки.. Стина сменила комбинезон Одиночки на пальто в крупную клетку и шапку из песца. На душе была горечь – такая, какая бывает к маленьких детей, которые вместо желанного розового зайца получили от Деда Мороза какого-нибудь лупоглазого голубого щенка.
Сзади ей на плечи легли чьи-то руки. Стина вздрогнула, повернулась. Рядом стоял Агент – тоже одетый по-зимнему, и смотрящий на нее с чем-то вроде сочувствия. Одиночка глубоко вдохнула и выдохнула.
- Ну? – выжидательно спросила она, отворачиваясь от Орлова и снова кладя руки на перила. – Прилетел вправлять мне мозги, да? – в ее голосе послышались едва ли не слезы.
- Тебе не кажется, что нам стоит поговорить? Не только о Петербурге…
- Я устала, Орлов. Смертельно устала. – Стина приложила руки в белых перчатках к лицу. – Что им еще от меня нужно? Что от меня может быть кому-то нужно вообще?
Антон подошел к ней и обнял. От неожиданности Стина вздрогнула – она не привыкла к таким проявлениям в ее сторону, тем более со стороны Орлова.
- Не верится.
- Что?
- Что ты смогла перенести все то, что до тебя до этого сваливалось – туманно ответил Агент.- Взять хотя бы девчонок…
- Я вообще-то сама не так давно поняла, что классу действительно за ту историю только благодарна. А до этого я вас действительно недолюбливала – но не ненавидела ведь…
« Нет, конечно же нет!... – вдруг испуганно подумала Стина. – Какой там Орлов? Или все-таки Алан? Нет, конечно нет… Что я делаю, Боже? А что мне еще делать?..»
Одиночка уткнулась лицом в грудь напарника, и разрыдалась.

 Отправлено: 10.10.10 13:11. Заголовок: Битва не окончена. ..

Битва не окончена.

B Петербурге мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили в нем,
И блаженное, бессмысленное слово
В первый раз произнесем…
Осип Мандельштам.

«Я не хочу Новый год! Теперь поняла, что не хочу! Почему я так к нему стремилась? Зачем мне это было нужно? Ведь 2008-го года больше никогда не будет! Поняла? Никогда! Будет 2009-й, 2010-й, 2011 – й… А 2008-го не будет! Больше никогда! Он не повторится, ты не напишешь на бумаге «2008» - ты будешь писать другое. Почему ты хотела, чтобы это кончилось? Пожалуйста – оно кончается! Еще день – и оно никогда не повторится!»
Паника. Ею почему-то овладела настоящая паника.
Саша торопливо шла по улице. В лицо летел снег. В кармане лежало 100 рублей. Ноги сами принесли ее в магазин дисков. Прохаживаясь между полками, Саша снова и снова повторяла себе:
«Ты сумасшедшая. Неужели ты думаешь, что здесь он будет стоить всего 100 рублей? Здесь, когда в других магазинах он за 300? Понимаю, в Новый год всякое бывает, но чтобы DVD фильма, недавно вышедшего на экран, стоил…»
Саша остановилась. Она не верила своим глазам. На полке прямо перед ней, с надписью «Эксклюзив» стоял DVD – диск, на котором был ценник «100 р». Она продолжала бы идти и дальше, если бы этим диском был не «Адмиралъ».
Внезапно задрожавшими руками она сняла диск с полки. А затем, не чувствуя под собой ног, понеслась к кассе.
Она снова шла по улице. С лицо все так же валил снег, но теперь она его не чувствовала. Она и не шла – она летела. Крылья, невидимые остальным прохожим, простирались за ее спиной.
Однако акт самобичевания повторился дома. Саша прекрасно понимала, зачем ей нужен был этот диск. Но ей вдруг вспомнился вечер после кинотеатра, когда она с классом ездили на «Адмирала». Неужели ей было мало той боли, которой обозначился тот вечер? Воспоминания более горькие, чем ее теперешнее состояние.
Из кинотеатра она тогда вышла не застегнув куртку и не чувствуя холода. Не надела перчатки, хотя начинало уже подмораживать. В автобусе ее дорогие одноклассники начали смеяться над некоторыми моментами фильма. Да, там были смешные моменты. Но не те, о которых рассуждали ребята. Домой Саша пришла в одиннадцатом часу, и, ничего не рассказывая родителям, легла спать. Какой смысл рассказывать, если до них все равно не дойдет?
И вот теперь диск с фильмом «Адмиралъ» лежал у нее на столе. Саша, в негодовании на саму себя, встала перед зеркалом. Побледневшее лицо. Темные круги под глазами.
- Настя! Сделай что-нибудь…
- Ты больная, да? Обрадовалась – купила диск всего за 100 рублей! И что ты теперь будешь делать?
- Смотреть. Неужели непонятно?
- А ты помнишь, что с тобой было после просмотра его в кинотеатре? Ты хочешь, чтобы это повторилось?
- Нет, не хочу, но…
Эмоции нахлынули на нее.
- Сашка, ты ДУРА! Хорош подарочек! Ты ведь после кинотеатра не разревелась только потому, что была не одна. Ты так решила Новый год отметить, да? Который для тебя и так был не из легких? Ты о чем думала, когда его покупала? Зачем ты себя так угнетаешь?
Нет! Слушай, ты же все равно знаешь, что делать! Знаешь, хоть и оказалась настолько тупой, что купила диск! Пока остается благочестивая память о революции, пока есть люди, еще уверенные в незыблемости советской идеологии…
- Мы не можем судить их за это. Насть, ты же понимаешь, что хорошо это или плохо, на такой идеологии выросли неплохие люди.
- Это была ложь во спасение, но даже ее не всегда можно простить. Пусть это будет месть – за нас, за Колчака, за разрушенную империю и поруганную великую любовь…
- Я не буду смешивать коммунизм с грязью. Это уже частично сделали за меня. И еще. Я не буду, уподобляясь коммунистам, переписывать русскую историю. Они уже попытались представить то, что было, в выгодном для них свете. Я не буду говорить – никогда! – что они что-то делали не так. Я не буду лгать. Этим я буду выше, чем они – не переделывать собственную историю, а принимать ее такой, какая она есть. В этом сложность быть историком – все начинается с собственной точки зрения, а заканчивается равнодушием.
- Ты права в этом. Но будет ли кто-то, кто способен будет оценить это отношение?
- Мы найдем таких людей. Обещаю.
- Ты очень красиво говоришь, Аликс. Но что ты собираешься делать?
- Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ. Я устала, Настя. Страшно устала.
Она говорила правду. Год заканчивался – очень длинный для нее год. Год, когда она узнала очень много и выбрала свой путь. Год стольких страшных юбилеев, знакомств и событий. И она не знала, что ей делать. 2008-й год уходил, чтобы не вернуться.
Все было как в детстве, все было как в тумане. Приготовление оливье, концерты по телевизору. Саша играла, играла счастливого человека. Но на душе было холодно, мерзко, пусто.
Теперь она хотела вернуть назад лето. Ее петербуржское лето. Ее самое лучшее лето. Но было поздно. Как бы ни сильна была Стина, она не могла повернуть время вспять.
Саша вышла на улицу. Медленно и романтично падали снежинки. Захотелось что-то сделать, испортить кому – нибудь праздник. Почему ей одной плохо?
Подняв руки к небу, Саша закрыла глаза. Вокруг ее тела закружился рой снежинок. Через мгновение перед ней стояла ее точная копия, разве что глаза были намного голубее. Та посмотрела не нее:
- Зачем ты меня призвала?
- Иди в дом. Доделай оливье. Веди себя естественно. А я… полетаю.
Укоризненные ярко-синие глаза двойника поднялась на нее. Но деваться лже – Саше было некуда.
Настоящая Саша поднялась в воздух, одновременно становясь невидимой. Распахнув курточку и прикрыв глаза, Саша полетела на запад.
Приземлившись у дома Антона, она подняла под его окном мини – торнадо. Через минуту, почти все понявший Антон стоял рядом.
- Проблемы, коллега?
- Никаких. Почти. Я хочу, чтобы ты меня прикрыл. Я хочу слетать в Питер – туда и обратно. Умоляю, Орлов, прикрой меня, а? Голос вечно же все про всех знает…
- Не могу. Во-первых, у меня дела. Во-вторых, тебе запретили появляться в Петербурге. В город, где нет своей берегини, тебе прилетать запрещено.
Саша отвернулась. С каких пор он такой правильный?
- С наступающим. Пока.
Поднявшись в воздух, она снова летела. На восток. Снег колол ей щеки и глаза, но она не обращала внимания. Приземлившись, она три раза провела рукой по воздуху. Прямо перед ней вырисовывалось лицо императора Николая. Отправив его плыть перед собой по воздуху, Саша спокойно осталась ждать.
Она была в Екатеринбурге, но не знала, где искать Наэли.
Чрез несколько минут та появилась. На ней тоже было наспех накинутое пальто.
- Привет! Ты чего такая кислая? Скоро у вас праздник!
- Ой, у вас же уже Новый год! – спохватилась Саша. – Поздравляю! И вообще, самого лучшего там…
- Ты кому лапшу на уши вешаешь? С таким лицом лучшего не желают! Что у тебя?
- Я хоту в Питер… - Саша вдруг сорвалась. Из ее глаз брызнули слезы. – Нат, ты не представляешь, я может больная, я может сошла с ума, но я не могу жить без него! Я чувствую себя как жена, изменившая своему старому однокласснику с молодым и красивым бизнесменом…
- Ну ты загнула, подруга. Может, дело не в красоте?
- Конечно не в ней!
- Тогда слушай. Власть Голоса ослабевает в первую ночь после Нового года. И в ночь с первого января.
- Я смогу полететь в Питер!
- Если вовремя заснешь. Это всего на несколько часов.
- Нат, ты настоящая подруга!
Тепло распрощавшись с екатеринбургской одиночкой, Саша улетела домой.

Утром первого января 2009 года улицы Петербурга были пусты. Нигде не видно было живого человека. Нигде? Голуби кружили над городом. На Дворцовом мосту кто-то стоял. Подлетев ближе, птицы замечали девушку в меховой шапке и пальто, скроенном на старинный лад. Руки в кожаных перчатках лежали на перилах моста. Легкий ветер приподнимал полы пальто, из-под которых выглядывали сапоги на каблуке. Это была Стина – одиночка – в своем самом мягком образе, в костюме княжны начала XX века.
- С Новым годом, Петербург. С новым годом. – в полузабытьи прошептала она.
Саша Ситникова, свернувшись калачиком, в это время спала на разложенном диване у себя дома.
Ей снилась классика. Стихи Иннокентия Анненского – почему – то в последнее время она чаще читала именно их.

Светилась колдуньина маска,
Постукивал мерно костыль...
Моя новогодняя сказка,
Последняя сказка, не ты ль?
О счастье уста не молили,
Тенями был полон покой,
И чаши открывшихся лилий
Дышали нездешней тоской.
И, взоры померкшие нежа,
С тоской говорили цветы:
"Мы те же, что были, всё те же,
Мы будем, мы вечны... а ты?"
Молчите... Иль грезить не лучше,
Когда чуть дымятся угли?..
Январское солнце не жгуче,
Так пылки его хрустали...

Стина чувствовала горечь и удовлетворенность. Она надеялась, что Голос не узнает, что в первое новогоднее утро она прилетела в Петербург. Что бросила на это время свой город на произвол судьбы. Разве она обязана за ними следить? Она им что, милиция? Имеет она право на отдых, или нет?
Ноздри раздирал морозный воздух. Почему Гоголь так страшно описывал погоду зимнего Петербурга? Посмотрите, разве он жестокий? Разве здесь вообще холодно? Стину накрыла волна нежности к этому городу.
- Любуешься?
Стина подпрыгнула.
- Не трясись. Понимаю. Бывает такое, что одиночка привязана к какому-то городу больше, чем к своему.
- И что тогда происходит?
Анастасия не ответила. Сзади раздались шаги. Резко обернувшись, Стина заметила Агента, направляющегося к ней. Ее одиночество было нарушено.
- Привет…
- Привет, ты че тут делаешь? С Новым годом, кстати.
- Это твоя была смс-ка?
- Про счастье в личной жизни? Допустим, да. Ты об этом пришел спросить?
- Вообще-то нет. Меня Голос к тебе послал.
- Сообщить, чтобы я паковала чемоданы и летела обратно в свой город? Ты как никто умеешь испортить праздник.
- Он велел сообщить, чтобы ты паковала чемоданы из своего города.
- Что? Я больше не берегиня, так что ли?
- Да берегиня ты… Тебе велели передать, что тебя повышают. Теперь твой город – Питер.
- Ч-что?
Стина побледнела. Она смотрела на улыбающегося Агента и не верила глазам.
- Твой город теперь – Петербург. Голос сказал, что берегиня рано или поздно возвращается на свое место. Ну, мне пора.
Стина повисла у него на шее. Какой же он все-таки славный! Сообщил хорошую новость, и думает, что его просто так отпустят?
Взяв Агента за руку, Стина поднялась на самую высокую крышу. Отсюда было видно все – Казанский собор, Нева, Зимний… Встав на самый край, Стина расстегнула пальто. Она стояла в развевающихся юбках в стиле начала XX века, и ветер трепал ее распущенные волосы, с немного завитыми концами. Повинуясь ее немому призыву, весь снег, что лежал на улицах, поднялся к небу и сложился над городом всего в несколько слов. Этими словами были: «Я тебя люблю!».
Да, теперь она готова была любить всех – Петербург, прошлое, даже немного Антона – а он просто стоял позади нее и улыбался, наблюдая за торжеством… петербуржской одиночки.
- С Новым годом, Петербург! Ты меня слышишь? С новым годом! Я теперь с тобой! Я теперь твоя берегиня!
- Тише ты, людей разбудишь, - предупреждающе прогудел Агент.
Ей было все равно. Она праздновала – окончание года, окончание битвы, начало нового года, начало новой надежды. Одиночка снова в городе… Не смешно. Теперь уже навсегда.

 Отправлено: 10.10.10 13:11. Заголовок: Эпилог. Любимый! Сл..

Эпилог.
Любимый!
Слышишь, я вернулась.
На этот снег, на этот бал.
Я верю, что когда заснули
Сады твои – меня ты ждал.
Я верю – ждал ты той минуты,
Когда к тебе смогу прийти.
И все не верилось кому-то,
Что можно город так любить.
Не свой – чужой. Но от рожденья,
Забывши родину свою,
К тебе спешила сквозь селенья,
Сказать, как я тебя люблю.
Тебя – чужая мне столица,
Как будто вечно знаю я.
Ты мне бы мог сто раз присниться,
То воля неба – я твоя.
Зачем цитировать поэтов,
Когда я и сама поэт?
Увидела лишь этим летом,
А будто знаю сотни лет!
Тебя! Не верю, что другими
Ты был когда-то покорен.
Другая жизнь, другое имя,
Неодолимый, страшный сон!
Другое счастье – замолкаю,
И удивляюсь холодам.
Ужель они тебя не знают?
Ужель нельзя простить годам
И людям. И осколки власти.
Живут такие города!
Пускай разбито было счастье,
Тебя я больше не отдам.
О никому! Клянусь, сегодня
Я буду жить, пока с тобой.
И с этой ночи новогодней,
Ты новый город – город мой!
Ты не исчезнешь в дымке синей,
Им не сойдет все это с рук.
Живи всегда, неповторимый,
Такой любимый Петербург!

 Отправлено: 14.10.10 13:44. Заголовок: Малиа Линд Вчера до..

Малиа Линд
Вчера дочитала Вашу повесть. Очень красивая вещь, где переплетены волшебство, реальная история и отношения между людьми - и переплетены талантливо.
Особенно понравилась линия Саши и княжны Анастасии, как Анастасия пришла к Саше в наше время в виде духа. Меня давно интересовала тема дружбы между живым человеком и гостем из Иного Мира. Даже не любви, как многих девушек, а именно дружбы. И я верю, что такое возможно, потому что границы между мирами не властны над добротой и внутренним родством.